Как относился к тому, что происходило в Отечестве, Борис Михайлович? Об этом остается только догадываться. Скорее всего он старался не углубляться в политические проблемы, исполняя свой воинский долг. Безусловно, у него складывалось впечатление, что в России наступает смутное время смятения умов, разброда и расшатывания и без того ослабленных государственных устоев.

Чтобы оценить общую ситуацию, придется обратиться к свидетельствам современников, раз уж отсутствуют воспоминания Шапошникова. Без понимания того, что происходило в 1917 году в России, нельзя судить о настроениях в той среде, к которой он принадлежал. Тем более что многие офицеры и генералы Генштаба год спустя оказались — и не случайно! — в рядах Красной Армии.

Вот почему есть смысл сделать отступление от конкретной биографии Шапошникова и восстановить, хотя бы отдельными штрихами, обстановку того поистине переломного периода в истории нашей страны. Ведь о нем за последние два десятилетия наговорили столько всяческих былей и небылиц, фантазий и отъявленной лжи, то есть необходимость внести в этот сумбур мнений какую-то ясность.

Глава 4

Максимилиан Волошин

Предреволюционные месяцы 1916—1917 годов в мемуарах современников обычно характеризуются как тревожные, пронизанные ощущением надвигающейся трагедии. Однако не всегда можно определить, когда возникло это ощущение: до или позже февральских событий.

Человеческая память выборочна и подвержена воздействию эмоций. После того как грянул 1917 год и затем началась Гражданская война, многие события предшествующего времени стали выглядеть по-иному, осмысливаться по-новому, так что вспоминалось не все, а преимущественно негативное, соответствующее последующей катастрофе.

Тем интересней обратиться к свидетельствам, которые относятся непосредственно к этим дням и были тогда же обнародованы. Вот некоторые выдержки из интересной книги В.П. Лапшина «Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году» (1963). Слишком часто политики, увлеченные текущими делами и партийными скло-

ками, менее чутко воспринимают общественное мнение, чем деятели искусств или простые обыватели.

Со страной происходило что-то непонятное. Газеты пестрели тревожными сообщениями о несчастных случаях, распространении наркомании (тогда наиболее популярным наркотиком был кокаин), пожарах, убийствах, грабежах, забастовках. В конце ноября 1916-го «Петроградский листок» писал: «Надвигается несуразица. Пустыми, непонятными страхами пугает. Чьи-то рожи в сумерках корчатся, мерещатся».

Шла война, отдельные победы сменялись поражениями, но ничего окончательно не прояснялось, веры в разгром врага не было, да и трудно было понять, за что идут бои, тысячами ежедневно гибнут люди. Терялась вера в царя и правительство, тем более что царь чуть ли не ежедневно менял министров и премьеров. Власть демонстрировала свою беспомощность и растерянность; Совет министров стали называть «кувырк-коллегией»; распространялись слухи об измене в высшем руководстве и о том, что царь и царица находятся под влиянием «старца» Григория Распутина

То, что Распутин был выходцем «из низов», оскорбляло и возмущало аристократию (кроме очарованных им экзальтированных дам). Но и в народе верховенство Григория Распутина над царем воспринималось болезненно и скептически. То, что придворные могли толковать как сближение царя с простым народом, в народе понималось как унижение царской власти.

Война не только не объединила все социальные слои перед лицом общего врага, но, наоборот, еще больше разобщила — одним она принесла беды и страдания, для других она была выгодным предприятием.

А до войны экономически укреплявшаяся Россия испытывала мучительный идейный разброд. Впрочем, это касалось не только России, но и всей западной цивилизации.