– Мы с вами уже встречались?

– Видимо, да, – ответил Люк. – У меня такое же чувство. Но поговорим потом. Минуточку, кажется...

– Прошу тишины!

Люк умолк и резко откинулся в кресле. В следующее мгновенье легкий румянец покрыл его щеки – он понял, что слова эти произнес марсианин, а не Форбс. Марсианин весело поглядывал на Люка.

Форбс улыбнулся.

– Для начала я хотел бы сказать, что вы не сможете игнорировать марсиан – особенно, когда они заговорят или сделают что‑то неожиданно. Я не собирался пока касаться этого вопроса, но вижу, что на сегодняшнем уроке у меня будет «помощник», поэтому лучше начать с вывода, к которому я хотел подойти постепенно.

Вот он: ваша жизнь, ваши мысли, ваше психическое здоровье, так же, как жизнь, мысли и психическое здоровье людей, которым, надеюсь, вы будете давать советы и уроки, меньше пострадают от марсиан, если вы выберете нечто среднее между попыткой полностью их игнорировать и серьезным к ним отношением.

Полное игнорирование – или, скорее, попытка игнорирования, то есть делание вида, будто их среди нас нет, когда не может быть никаких сомнений, что есть – является попыткой отрицания действительности, которая кратчайшим путем может довести до шизофрении и паранойи. И наоборот, пристальное внимание, глубокая ненависть к ним может в скором времени завершиться нервным срывом или апоплексическим ударом.

«В этом есть смысл, – снова подумал Люк. – Почти во всем лучшая дорога проходит посредине».

Марсианин на столе Форбса протяжно зевнул.

Внезапно в комнату вквимил еще один марсианин, приземлившись на самую середину стола. Так близко от носа Форбса, что тот невольно икнул. Потом улыбнулся классу поверх головы марсианина и попытался взглянуть на свои записи, но новый марсианин уселся прямо на них. Форбс сунул сквозь него руку и отодвинул их в сторону. Марсианин переместился вместе с ними.

Психолог вздохнул и посмотрел на класс.

– Ну что ж, похоже, мне придется говорить, не пользуясь записями. У них, надо сказать, детское чувство юмора.

Он отклонился в сторону, чтобы лучше видеть из‑за головы марсианина, сидевшего перед ним. Марсианин тоже отклонился. Форбс выпрямился – марсианин сделал то же.

– Да, именно детское, – повторил Форбс. – Кстати, нужно сказать, что именно благодаря наблюдениям за детьми и за их реакцией на марсиан я сформулировал большинство своих теорий. Все вы, несомненно, заметили, что по прошествии нескольких часов дети привыкают к марсианам, принимают их гораздо легче и охотнее, чем взрослые. Особенно дети в возрасте до пяти лет. У меня самого двое детей и...

– Трое, Джонни, – заметил марсианин с угла стола. – Я читал соглашение, по которому ты отслюнил одной дамульке из Гардена две тысячи долларов, лишь бы она не предъявляла иска об отцовстве.

Форбс покраснел.

– У меня двое детей дома, – с нажимом сказал он, – а еще...

– А еще жена алкоголичка, – добавил марсианин. – Не забудь о жене.

Форбс посидел несколько секунд с закрытыми глазами, словно считал про себя.

– Нервная система ребенка, – продолжал он, – как я объяснял в моей популярной книге «Ты и твои нервы»...

– Не такой уж и популярной, Джонни. В твоей налоговой декларации говорится о неполной тысяче экземпляров.

– Я имел в виду, что она написана в популярной форме.

– Тогда почему же она не продавалась?

– Потому, что люди ее не покупали! – рявкнул Форбс и улыбнулся классу. – Прошу прощения.