Доктор Снайдер подумал над логикой этих слов и охнул. Поскольку марсианин утверждал, что может лгать, то либо он сказал правду и может лгать, либо солгал и не может...

Залп визгливого хохота вновь отдался в его ухе.

А потом воцарилась тишина, в которой доктор Снайдер вынул листок из машинки, мужественно отказался от идеи сложить его так, чтобы потом можно было вырезать снежинку, и вместо этого просто порвал его в клочья. Обрывки он швырнул в корзину для мусора и застыл, нахохлившись.

– Доктор Снайдер, что с вами? – донесся от двери голос Марджи.

– Ничего. – Он поднял голову, стараясь придать лицу обычное выражение. Вероятно, ему это удалось, потому что Марджи явно ни о чем не догадалась. – Глаза болят от усталости, объяснил он. – Я хотел, чтобы они немного отдохнули.

– Ага. Я отправила рукопись, а времени только четыре часа. Я точно не буду вам нужна?

– Нет. Хотя... минуточку. Загляните к Джорджу и скажите, чтобы сменил замок в комнате Люка. Пусть поставит обычный.

– Хорошо. Вы закончили свой реферат?

– Да, кончил.

– Вот и хорошо. Я поищу Джорджа.

Она вышла из комнаты и вскоре с лестницы, ведущей в подвал, донесся стук ее каблуков.

Снайдер с трудом встал, чувствуя себя страшно усталым, разочарованным и пустым. Нужно отдохнуть, немного вздремнуть. Если он заснет и проспит собрание ячейки, в этом не будет ничего страшного. Он нуждался в сне больше, чем в еде или бесплодной дискуссии с коллегамипсихиатрами.

Тяжело ступая, он поднялся по лестнице на второй этаж и двинулся по коридору.

Перед дверью Люка он остановился и мрачно посмотрел на нее. Чертов счастливчик. Лежит там и думает или читает. А если поблизости крутятся марсиане, даже не знает об этом. Не видит их и не слышит.

Абсолютно счастлив и идеально приспособлен. Кто же спятил – Люк или все остальные?

И у него есть Марджи.

Чтоб ему пусто было! Надо бы бросить его на съедение волкам – другим психиатрам, – и пусть экспериментируют с ним и лечат, превращая в такого же несчастного, как и все, или загоняя в новый вид безумия, не такой приятный.

Надо бы, но он этого не сделает.

Снайдер вошел в комнату, которой всегда пользовался, когда не хотел возвращаться домой на Сигнал‑Хилл, и закрыл дверь. Подняв трубку телефона, он позвонил жене.

– Пожалуй, я не вернусь сегодня, дорогая, – сказал он. Я подумал, лучше позвонить тебе, пока ты не взялась за обед.

– Что‑то случилось, Элликот?

– Нет, просто я здорово устал. Хочу вздремнуть и если просплю... в общем, мне нужно поспать.

– У тебя сегодня собрание.

– На него я тоже могу не успеть. Но, если все‑таки пойду, то потом приду домой.

– Хорошо, Элликот. Марсиане сегодня активны как никогда. Представляешь, двое из них...

– Пожалуйста, дорогая, не нужно о марсианах. Расскажешь в другой раз, хорошо? До свидания, дорогая.

Кладя трубку, он увидел в зеркале измученное лицо, свое собственное измученное лицо. Да, ему нужен сон. Он еще раз поднял трубку и позвонил секретарше, которая также обслуживала коммутатор и вела картотеку.

– Дорис? Не соединяй меня ни с кем. Если будут какие‑то звонки, говори, что меня нет.

– Хорошо, доктор. До какого часа?

– До отмены моей просьбы. И передай то же Эстелл, когда придет, если я не позвоню до конца твоей смены, хорошо? Спасибо.

Он снова увидел в зеркале свое лицо. Щеки запали, седины стало в два раза больше, чем полгода назад.

«Так значит, марсиане не умеют лгать?» – спросил он самого себя.

Потом позволил себе довести эту мысль до ее страшного конца: "Если марсиане умели лгать – а они умели – то факт, что не было разговоров о том, чтобы остаться навсегда, вовсе не доказывал, что они не останутся.