— Дядя Том, а расскажи сказку про Подди…

— Да ты ведь уже большая…

— Ну пожалуйста! — я забралась к нему на колени. — Хочу еще хоть раз посидеть у тебя на коленях и послушать. Мне очень нужно.

— Ну ладно, — сказал дядя, обнимая меня за плечи. — Давным-давно, когда мир был еще совсем-совсем молодым, жила-была в особо избранном городе маленькая девочка, а звали ее — Подди. Целые дни напролет жила она, как заведенная. «Тик-так, тик-так», — говорили ее каблучки, «Тик-так, тик-так», — стучали ее спицы, а особенно усердно тикал ее занятой, маленький ум. Волосы у нее были цветом — точь-в-точь лепестки лютиков, расцветающих весной, когда сходит лед с каналов; глаза ее светились голубым, точно весенние потоки в солнечных лучах; носик ее еще не решил окончательно, каким ему быть, а ротик — ну совершенно вопросительный знак. На мир смотрела Подди, как на подарок, который еще предстоит развернуть, а уж плохого в ней не было ни капельки. И вот однажды Подди…

— Но я же сейчас не маленькая, — перебила я, — и мир, по-моему, никогда не был молодым.

— Вот возьми платок, — сказал дядя, — утри нос. Я никогда не рассказывал тебе эту сказку до конца — ты всегда засыпала раньше. А кончается она, надо сказать, чудом!

— Настоящим?

— Еще каким! Вот. Потом Подди выросла, и у нее появилась еще одна маленькая Подди. И мир снова стал молодым.

— И все-о?

— Все, что когда-либо бывает. Но этого всего — более чем достаточно.

Глава 12

Наверное, дядя отнес меня в кровать — проснулась я в одежде, только без туфель. Все было измято, точно корова жевала. Дяди не было, но, уходя, он оставил мне записку, в которой говорилось, что я, в случае чего, могу найти его по личному номеру господина председателя. У меня не было никаких поводов отрывать его от дел, а видеть никого не хотелось, поэтому я прогнала Марий и съела завтрак в постели. Прилично поела, надо заметить; желудок, несмотря ни на что, своего требует.

А потом я, впервые на Венере, выкопала из чемодана свой дневник. То есть я записывать не бросала, просто все это время не писала, а надиктовывала. В библиотеке нашего номера есть встроенный в стол диктофон; оказалось, с его помощью вести дневник гораздо проще. Хотя я это еще давно поняла — мистер Кланси позволял мне пользоваться диктофоном, на который диктовали бортовой журнал.

Одно только было плохо в библиотечном диктофоне — в любой момент в библиотеку мог сунуть нос Кларк. Но в первый же день, отправившись магазинничать, я увидела в «Тысяче мелочей» замечательный минидиктофончик — как раз помещался в ладонь, и, если хочешь, можешь диктовать так, что никто не заметит. И стоил всего десять пятьдесят… Словом, удержаться от покупки было просто невозможно, и с тех пор он у меня всегда в сумочке.

А теперь мне захотелось заглянуть в написанное раньше: авось найду хоть какое-нибудь упоминание о том типе.

Ничего. Ни единого словечка. Зато там оказалась ЗАПИСКА ОТ КЛАРКА!

Под, если ты вообще отыщешь эту записку, значит, тебе настало время ее прочесть. Я писал чернилами, проявляющимися через 24 часа, и надеюсь смыться отсюда раньше. Герди в беде, я иду ее выручать. Больше об этом никто не знает, потому что это мое дело и я не хочу, чтобы кто-то еще вмешивался. Однако плох тот игрок, который не подстрахуется на всякий пожарный, если имеет возможность. В случае, если меня не будет так долго, что ты прочтешь эту записку, пора подымать на ноги дядю Тома, а он пусть подымает на ноги председателя Кунху. А тебе нужно знать только, что прямо возле Южных Ворот есть газетный киоск, в котором ты должна купить номер «Дейли Мерчандайзер», а потом спросить, привезли ли «фонарики».