- Разумеется, не возражаю, - ответил я. - И разве я могу забыть нашу встречу?

- Ну, вы выглядели таким усталым! - Она говорила, как бы лаская голосом. - Мы с Германом часто забываем, что другие не засиживаются до утра, как мы.

- Позволю себе заметить, что на вас это совсем не отражается.

- Спасибо за комплимент, - проворковала она, и я понял, что она действительно польщена. По своему опыту я знаю, что, сколько ни льсти женщине, ей все равно мало. Так и собака: сколько ни дай ей бисквита, она его будет есть хоть до утра.

- Чем я могу быть полезен?

- Есть одно неотложное дело, которое я хотела бы с вами обсудить. Но не по телефону.

- Тогда приходите ко мне в агентство.

- Боюсь, что не смогу этого сделать. Я сейчас на студии в Бабельсберге. А вы могли бы заехать ко мне домой сегодня вечером?

- Домой? - переспросил я. - Ну что ж, с огромным удовольствием. Где вы живете?

- Баденшештрассе, 7. Скажем, часиков в девять?

- Прекрасно.

Она повесила трубку, а я закурил и мечтательно уставился в окно. Значит, Ильза снимается в кино, подумал я и представил себе, как она набирает мой номер, сидя в гримерной, в халате, наброшенном на голое тело, поскольку съемки только что закончились, а снималась она обнаженной, плавая в горном озере. Я представил себе, как все это было, мгновенно - воображение мое работало активно. Какое-то время я предавался своим фантазиям, но неожиданно спросил сам себя: а знает ли об этой квартире на Баденшештрассе Сикс? Разумеется, он должен знать, что у жены есть свои апартаменты, решил я. Скорее всего, ей нужна эта квартира, чтобы сохранить определенную степень независимости. Уж если такой женщине чего-нибудь хочется, она этого добьется, будьте уверены. А если она еще пустит в ход свое обаяние, то сможет заполучить Луну и пару галактик в придачу. В то же время я был уверен, что Сикс не знает о том, что она назначила мне свидание и, уж конечно, если бы узнал об этом, то пришел бы в ярость. Он ведь предупредил, что мне не следует совать нос в его семейные дела. Не знаю, о каком таком безотлагательном деле она хотела со мной говорить, но можно не сомневаться, что разговор не предназначался для ушей этого гнома, ее мужа.

Я позвонил Мюллеру, репортеру уголовной хроники в "Берлинер моргенпост", единственному приличному журналисту в современной прессе. Он остался практически без работы, поскольку преступления освещались в современных газетах иначе, чем прежде, и министерство пропаганды бдительно следило за тем, чтобы в прессе, упаси Боже, не появилась какая-нибудь лишняя или не та информация.

- Послушай, - сказал я после взаимных приветствии, - мне нужны сведения о Германе Сиксе. Все, что есть в твоем архиве, и как можно скорее.

- Тебя интересует биография стального магната? Ты расследуешь дело о гибели его дочери? Так, Берни?

- Меня наняла страховая компания, чтобы я расследовал обстоятельства пожара.

- Ну, и много тебе удалось выяснить?

- Вся моя информация уместилась бы на трамвайном билете.

- Примерно столько же места нам отвели для освещения этого дела в завтрашнем номере, - сказал Мюллер. - Из министерства поступило указание ограничиться перечислением фактов и обойтись без подробностей.

- С чего бы это?

- У Сикса много влиятельных друзей, Берни. У него хватит денег, чтобы заткнуть нам рот.

- А вы что-нибудь разнюхали?

- Я слышал, что это был поджог, вот и все. Когда тебе нужны эти сведения о Сиксе?

- Если завтра они будут у меня, ты получишь пятьдесят марок. И вообще все, что тебе удастся раскопать об этой семье, о всех, кто к ней принадлежит.

- Ну что ж, лишних денег, как известно, не бывает. Я позвоню тебе.

Я повесил трубку и, положив бумаги, лежавшие у меня на столе, в старые газеты, засунул все в один из ящиков, где оставалось еще немного свободного места. Задумавшись, я рисовал какие-то фигуры на промокательной бумаге, а потом взял со стола пресс-папье и повертел его на ладони.