- Господин Гюнтер, как я догадываюсь. - Я молча кивнул. - Меня зовут Инга Лоренц. Я подруга Эдуарда Мюллера. Из "Берлинер моргенпост".

Мы обменялись рукопожатиями, и я пригласил ее в свой кабинет.

- Заходите и устраивайтесь поудобнее.

Она огляделась и принюхалась. В комнате все еще стоял запах, каким, наверное, пропитан только фартук бармена.

- Прошу прощения, у меня тут случилась одна неприятность.

Я распахнул окно, а когда обернулся, увидел, что она стоит рядом.

- Впечатляющее зрелище.

- Да, вид отсюда неплохой.

- Берлин, Александрплац. Вы читали роман Дёблина?

- У меня почти нет времени для чтения. Да к тому же сейчас и не выходит почти ничего стоящего.

- Это запрещенная книга, - заметила она. - Но, поскольку сейчас она снова появилась в магазинах, советую вам ее прочитать.

- Я вас не понимаю, - сказал я.

- А вы не обратили внимания? В магазинах продаются книги, которые совсем недавно запрещали. По случаю Олимпийских игр. Чтобы туристы считали, что никаких репрессий, о которых у них там пишут, здесь нет. Конечно, все это исчезнет сразу же, как только Олимпиада закончится, но прочитать их следует хотя бы потому, что они запрещены.

- Спасибо за совет, буду это иметь в виду.

- У вас есть сигареты?

Щелчком я открыл серебряную коробку, стоявшую на столе, и, придерживая за крышку, протянул ей.

Она взяла сигарету и прикурила от моей спички.

- Однажды в кафе на Курфюрстендам я по рассеянности закурила сигарету, и тут же подошел один человек из тех, что любят совать нос не в свои дела, и напомнил мне о долге немецкой женщины, обязанностях жены и матери. Старый козел, подумала я. Мне тридцать девять, я уже не в том возрасте, чтобы множить ряды вашей партии таким образом. Я отношусь к типу женщин, который они именуют "генетическим браком".

Она присела на кресло и положила ногу на ногу.

Все мне в ней нравилось, за исключением кафе, в которых она бывала.

- Получается, что женщина, которая пользуется косметикой, не может нигде появиться, не рискуя тем, что ее обзовут шлюхой.

- Знаете, вы что-то не похожи на женщину, которую очень уж трогает то, что кто-то где-то о ней скажет. Что касается меня самого, то я предпочитаю, чтобы женщина была похожа на женщину, а не на гессенскую доярку.

- Благодарю вас, господин Гюнтер. Это так мило с вашей стороны.

- Мюллер говорил мне, что как репортер вы занимались профсоюзным движением.

- Да-да. Я осталась без работы во время национал-социалистической кампании за освобождение производства от женщин. Оригинальный способ решения проблемы безработицы, не правда ли? Всего лишь во всеуслышание объявить, что рабочее место женщины - ее дом, ее семья. А если у нее нет мужа, то лучше всего обзавестись таковым. И все дела. Простота пугающая.

- И на какие деньги вы теперь существуете?

- Немного писала - в журналах, в газетах. Но это раньше, а сейчас, если быть откровенной, сижу на мели. Именно поэтому я к вам и пришла. Мюллер сказал мне, что вас интересуют сведения о Германе Сиксе. У меня есть кое-какая информация, я могу продать ее. Вы расследуете какие-то дела, связанные с Сиксом? Я правильно поняла?

- Простите, но все обстоит иначе - он мой клиент.

- О, простите.

Было заметно, что она обескуражена.

- Понимаете, мне совсем не интересно, в какую он ходил школу. Мне хотелось бы узнать о нем побольше по одной причине - в его поведении есть какая-то странность. Что-то раздражающее. Я, знаете ли, не люблю, когда мне указывают, что надо делать.

- Особенность характера, не очень-то поощряемая в наши дни.

- Наверное, вы правы. - Я дружески улыбнулся ей. - Давайте договоримся так. За свою информацию вы получите пятьдесят марок. Хорошо?

- Не совсем.