Маруся вздрогнула. Бунин. В светящемся прямоугольнике дверного проема возникли два силуэта. Точно, один принадлежал Бунину, а второй, сутулый — Носу.

Профессор сердито выговаривал своему ученику:

— Поверь, эта взбалмошная мадмуазель Гумилева не стоит таких жертв. У тебя большое будущее, ты талантливый парень.

«„Взбалмошная мадмуазель Гумилева“ — это я», — поняла Маруся — и ничего не поняла. В чем дело? Чем так недоволен Бунин?

— Степан Борисович, — попытался тем временем перебить профессора Носов. — Понимаете, я вот считаю…

— Помолчи! — раздраженно бросил Бунин. — Ты сейчас находишься в классическом положении молодого ученого, еще не научившегося ставить дело, которому служишь, выше личного.

— Но Степан Борисович…

— Никаких «но», Носов! Никаких! Наука — дама ревнивая, она соперниц не терпит. Да и какая тут соперница, право слово? Смех один. Между прочим, эта девчонка, как я успел заметить, не обратила на тебя ровно никакого внимания. Скорее уж она благоволила нашему Илье…

Носов вскинул голову, резко выкрикнул:

— Это не ваше дело!

— Молодой человек! — повысил голос и Бунин, переходя на официальное «вы». — В общем, мне надоело вас уговаривать. Кстати, прошу отметить — я мог и вовсе не вести с вами никаких душеспасительных бесед, а просто взять Орла и… Ну, вы поняли. Поэтому извольте получить ультиматум: если до вечера вы не вернетесь к работе, я отчислю вас из группы… И вообще — отчислю к чертовой бабушке! Все, Носов, идите и думайте. Крепко думайте. До Зеленого города доберетесь на моей биотопливной моториссе.

Носов хотел что-то ответить профессору, но встретившись с ним взглядом, только махнул рукой. Едва не столкнувшись с застывшей без движения Марусей, парень прошел к краю платформы и рухнул на сидение не замеченного девочкой ранее странного экипажа. Это была помесь мотоцикла и дрезины. Носов нажал кнопку, тихонько заурчал двигатель и моторисса сорвалась с места. Из-под колес вылетело несколько искр, пятно света от фары скользнуло по бетонной стене тоннеля, и секунду спустя ангар опустел.

— Вот же дурень! — с чувством, смачно произнес Бунин вслед своему ученику. Маруся еле сдержалась, чтобы не рассмеяться — уж очень вот этот, истинный Бунин отличался от того благообразного ученого мужа, что еще несколько секунд назад вразумлял Носова.

«А ведь Нос ругался с профессором из-за меня», — подумала Маруся и на душе у нее потеплело.

Бунин, уже идущий к двери, неожиданно остановился. Видимо, Маруся все же издала какой-то звук, настороживший профессора. Сдвинув очки на кончик носа, он внимательно осмотрелся. Когда глаза Бунина встретились с глазами девочки, она похолодела от ужаса, вспомнив, что среди прочих предметов у профессора имеется Спрут, позволяющий видеть другие фигурки.

«Вот и все. Сейчас он засмеется и скажет: „Ну что, мадмуазель Гумилева, ты проиграла“. А потом… — Маруся зажмурилась. И тут же новая мысль сверкнула у нее в голове: — Глаза! У него нормальные глаза!»

Это было правдой. Бунин в настоящий момент не имел при себе предметов — наверное, оставил их все в своем секретном убежище. Профессор потоптался на месте, вздохнул, проворчал под нос что-то о старом параноике и двинулся к двери. Едва только очертания его приземистой фигуры исчезли, Маруся на цыпочках двинулась следом. Она успела проскользнуть в проем до того, как бетонная створка закрылась. Сердце гулко стучало в ушах, отчего-то безумно зачесался нос.

«Это нервное», — подумала девочка. Она остановилась на пороге стерильно-белой комнаты, в которой уже была однажды.