Очередное письмо пришло двадцать третьего декабря, в канун Марусиного дня рождения.

— Вам тут еще извещение из областного центра, с главпочтамта, — сказала оператор Люба Палилова.

— Какое извещение? — удивилась Маруся.

— Вам деньги поступили. Крупная сумма в валюте. А мы с валютой не работаем. Так что придется в Иваново ехать. — И не удержалась, спросила: — Дочка, наверное, прислала?

— Наверное… То есть конечно! Кому же еще? — растерянно проговорила Маруся, вертя бумажку с астрономической для нее суммой — тысяча долларов. — И что еще вздумала? Зачем?!

И, нарушая традицию, присела у окна за столик, вскрыла конверт. Письмо было поздравительным.

Моя самая дорогая и любимая мамочка! — читала Маруся. — Какое счастье, что Бог послал мне именно тебя — такую неповторимую и прекрасную! Нет таких слов в «великом и могучем», чтобы выразить мою любовь к тебе, самой доброй, веселой, жизнерадостной, рукодельной, интеллектуальной, оптимистичной, умной, увлеченной, спортивной, трудолюбивой и музыкальной!

Поздравляю тебя с днем рождения! Пусть твоя жизнь с каждым днем становится все прекрасней, многогранней, насыщенней и ярче! Счастливы люди, живущие рядом с тобой! Желаю тебе непрестанно купаться в любви своих друзей и родных, которым судьба подарила драгоценную возможность греться в исходящем от тебя тепле, наслаждаться твоим остроумием и утешаться твоей мудростью.

Оставайся такой же цветущей, молодой, уверенной в себе и успешной. Множества тебе желаний и еще больше средств для их осуществления, душевного покоя и ощущения постоянного, непрекращающегося счастья!

Целую тысячу раз! Твоя Юлька.

P.S. Самые горячие приветы и самые сердечные поздравления от Франка и его родителей!

P.P.S. Деньги тебе на подарок твоя доченька заработала сама! А еще я наконец определилась с профессией — выбрала психологию, накупила целую кучу умных книг, а учиться решила все же в Сорбонне.

P.P.P.S. Я так соскучилась по тебе, моя мусенька! Весной хочу приехать, и Франк не возражает. Если, конечно, не помешает одно обстоятельство…

Что это за обстоятельство и почему может помешать долгожданному приезду, Юлька не расшифровала. И Маруся всю дорогу до Новишек мучилась догадками, что же это за неведомая напасть, и опасениями, что вдруг все-таки помешает. Но все заглушала сумасшедшая радость от одной только мысли, что наконец-то, наконец-то она увидит Юльку, свою ненаглядную, чудную, обожаемую дочку!

Кто еще скажет ей, Марусе, такие замечательные слова? Никто и никогда… Но какова заноза?! «Песни звонкие поет»…

Была у Маруси одна маленькая слабость: она очень любила петь и не отказывала себе в этом безобидном удовольствии. Правда, только когда была одна. Потому что природа начисто лишила ее и голоса, и слуха. Родители и Юлька над ней подтрунивали. При Романе она не пела никогда.

А под вечер разыгралась настоящая метель! И Маруся почти бежала, заслоняясь рукой от ветра и бьющего в лицо снега, чтобы быстрее сообщить Василию Игнатьевичу счастливую новость. «Дедунюшке», как называла его в своих письмах Юлька.

И когда, потопав в сенях валенками, распахнула дверь в горницу, счастливая, румяная с мороза, вся припорошенная пушистым снегом, увидела сидящего за столом Митю.

18

В Москву Митю и Чарли привез на своей машине отец Евгений. Первым делом подъехали на Лубянку к человеку из ФСБ, которому позвонили еще с дороги, отдали фотопленку и кассету, спрятанные до этого в тайнике жажелевской церкви, под охраной Господа Бога, как шутил батюшка.