И я побрел восвояси сквозь туман, недоумевая, почему все обернулось так скверно. За какой-то десяток минут в чьей только шкуре я ни побывал: и Эбнера, и Джима, и Дика, и Гарри, да только никто из них (или «из нас»?) так ничего толком и не вынюхал. С другой стороны, стыдиться мне вроде нечего. Я ничем себя не выдал; капитану невдомек, кто к нему заглядывал и зачем. Словом, Сент-Иву и Хасбро можно все рассказать без утайки. Манеры капитана только укрепили возникшие у нас подозрения относительно его сомнительной роли в деле утопления судна, не говоря уже о его излишней скрытности. Подумаешь, эка невидаль — обычное хранилище льда!

Я медленно шел в «Корону и яблоко» — погода не располагала к особой спешке, — миновал рынок и «Пинту пенного», одолел еще ярдов на сто и вдруг услышал позади и как бы сверху громкий хлопок вроде как от петарды. Я мгновенно обернулся и увидел перед собой старика-нищего в распахнутом пальто и обмотанных тряпками башмаках. Он стоял неподвижно, чуть откинувшись назад, будто его хорошенько пнули ногой под зад, а на его рубашке прямо у меня на глазах расцветало красное пятно.

Я и моргнуть не успел, как он медленно и тяжело осел в сорняки, где завалился на спину и уставился невидящим взглядом в серое небо, шевеля губами, будто пытался произнести молитву, но позабыл слова. Одним словом, с нищим разделался какой-то на удивление меткий стрелок — всадил пулю прямо в сердце.

Женские вопли, раскатистая трель свистка. Не соображая, что делаю, я ухватил старика за запястье и начал нащупывать пульс. Никакого толку. Где же искать этот чертов пульс? Я и свой-то не сразу найду, а уж чужой — и подавно. Я накрыл ладонью дыру в груди бедняги и как следует зажал, надеясь остановить кровотечение и чувствуя себя полным профаном. Так и сидел над телом, пока не появился врач с черным саквояжем в руке. Он присел на корточки рядом, сощурился на старика и медленно покачал головой, давая понять, что мы зря теряем время.

Испытывая легкое головокружение от запаха и вида уже подсыхающей крови, я выпрямился, кое-как добрел до скамейки и осел на нее, сгорбившись и чуть склонясь вперед, словно в поисках счастливого листка клевера. Когда же в голове прояснилось, я выпрямился и обнаружил прямо перед собой дюжего констебля, которому явно не терпелось задать мне несколько положенных вопросов. Я, конечно, неважный актер, но довольно проницательного капитана Боукера смог водить за нос целых двадцать минут, и потому убедить простака-констебля, что мне ничего неизвестно об убитом, было проще простого. Впрочем, это полностью соответствовало действительности.

Умолчал я об одном лишь обстоятельстве: в последнее время мне стало ужасно везти на мертвецов. Чего стоила недавняя трагедия в Холборне, и вот уже к моим ногам падает человек с простреленным сердцем. Многие проходят по жизни, избегая встречи с подобного рода потрясениями; я же их будто притягиваю. Вроде это на что-то намекало, но вряд ли могло сослужить констеблю добрую службу — не сейчас, по крайней мере.

Еще до полудня я вернулся в «Корону и яблоко», умылся и привел себя в порядок. Когда ко мне присоединились Сент-Ив и Хасбро, я расправлялся уже со второй пинтой пива — последнее происшествие вышибло из меня всю бодрость и веселье, и я, как ни старался, никак не мог составить разрозненные куски событий этого утра так, чтобы в них проглянул хоть какой-то смысл.

— Неважно выглядишь, — с обычной прямотой заметил Сент-Ив. Они с Хасбро заказали по пинте темного, хотя в последнее время ученый стал придерживаться нового режима и употреблял в течение дня только сидр. Видимо, моему примеру они последовали исключительно из желания поддержать меня в убеждении, что добрый глоток пива перед обедом — дело совершенно естественное.