Они придвинулись на шаг.

— Я знаю правду! — завопил я и бочком отступил, прижимаясь к дальней стене. Вопль не имел особого смысла, поскольку правды в моей голове было не более, чем имен вымышленных мною родственников, — и однако же этот крик отчаяния их остановил. По крайней мере, миссис Пьюл замерла без движения. Сын же полностью вошел в роль неисправимого ребенка и теперь расхаживал взад-вперед, косясь на меня одним глазом, как пират. Мать внимательно следила за ним и, улучив момент, шарахнула Уилла по заду вальком, одним быстрым ударом едва не отправив сына кубарем, вместе с бритвой и всем прочим, в только что оставленное мною кресло.

Не сдерживая слез, потерпевший поражение Уиллис отступил к столу, бормоча бессвязные извинения. Он склонился над истерзанным слоном, точными взмахами бритвы отсек ему все четыре ноги и изрезал их в клочья. Уголки его рта при этом были низко опущены — маска трагедии, с ее смешением скорби и ярости, да и только — а вернее, пародия на нее.

— И где они? — спросила миссис Пьюл.

Интересно, что она подразумевала под этим словом? Я и рад был бы ответить, да не знал как. Может, она имела в виду Сент-Ива и Хасбро? Решила, что они бродят где-то поблизости, дожидаясь моего возвращения? Хотя, судя по тону и выражению лица, речь вовсе не о людях… Я лихорадочно напрягал память, стараясь припомнить рассказ, услышанный мною в табачной лавке мистера Годелла.

— Я могу привести вас к ним, — заявил я, надеясь, что мое отчаяние не слишком очевидно.

Миссис Пьюл кивнула. Сын разглядывал меня с лукавыми искрами в глазах.

— Однако мне нужны гарантии, — с достоинством добавил я.

— Письменные и под присягой? — переспросила она, заходясь смехом. — Гарантии я обеспечу, мистер Выскочка.

— А я обеспечу вот это! — выпалил сын, взвиваясь в воздух и размахивая перед собою опасной бритвой, будто афганский головорез. Во внезапном порыве Уиллис бросился к останкам слона и нашинковал их, как луковицу, оставив на поверхности стола глубокие следы и сокрушив лезвием маленький механизм внутри сломанной игрушки: несколько шестеренок выскочили и, прокатившись по столу, упали на пол. Затем он отбросил бритву, слюняво рыча, подхватил слоновьи штаны и, разодрав их пополам, швырнул на ковер и принялся топтать в судорожном танце, как бы намереваясь со всею очевидностью продемонстрировать, во что превратится моя собственная голова, если я не поостерегусь.

Миссис Пьюл развернулась и снова врезала ему вальком, с такой натугой крича: «Веди себя прилично!», что ее лицо побагровело, оттенком уподобляясь цветам циннии. Скуля от боли, Уилл пробежал по комнате и опустился в кресло, подложив под себя руки и бросая на меня взгляды исподлобья.

— Где же они? — повторила свой вопрос женщина. — Только без шуток.

— В «Короне и яблоке», — ответил я. — В моем номере.

— В твоем номере? — сощурилась она.

— Совершенно верно. Сию минуту отведу вас туда, если желаете.

— Никуда ты не пойдешь, — отрезала миссис Пьюл. — Мы сами себя отведем, а ты останешься здесь. На этом этаже, кроме нас, ни единой души, мистер Как-там-тебя-звать, а всем гостям ниже этажами сказано, что здесь остановился сумасшедший, склонный к внезапным припадкам. Так что держи рот на замке — и легко отделаешься, когда мы вернемся с тетрадями.