Дверь стояла открытой. Я быстро выскользнул в коридор и, отбросив дубинку, со всех ног помчался к лестнице, удивляясь, зачем это Хиггинсу понадобилось тайком проникать в чужое жилье.

Ясно, что его здесь не ждали. Вероятно, он видел, как мать с сыном ушли, и тайком прокрался сюда за тетрадями, в поисках которых Пьюлы перерывали сейчас мой собственный гостиничный номер. Получается, никакие они не союзники, а, скорее, заклятые враги. Что ж, застукав незваного гостя на полу в своем номере, Пьюлы сумеют позаботиться о нем как следует.

Подойдя к лестнице, я осторожно глянул через перила в пустой и темный лестничный пролет и лишь после помчался вниз, перепрыгивая сразу через две ступеньки в расчете ворваться в холл, сбить с ног (если возникнет такая надобность) всякого, кто встанет между мной и входной дверью, выкрикнув на бегу хозяйке что-нибудь остроумное, чтобы хоть отчасти вернуть себе чувство собственного достоинства.

Мне оставалось преодолеть последний лестничный марш, когда из полумрака вынырнули оба Пьюла, которые совершали свое восхождение, пыхтя как паровозы; сын поднимался первым, а мать следовала за ним, пряча под шалью револьвер, — и оба были исполнены смертоносной решимости.

— Попался! — проверещал сын, вцепляясь мне в запястье.

— Держи его! — крикнула мать. — Уж теперь-то он у нас запоет! Марш наверх, мистер Бахвал!

Я что было мочи пнул Уиллиса в голень, причем инерция моего стремительного спуска добавила силы удару. Взвыв, тот отлетел к перилам, едва не опрокинув и мать. Руку мою он, однако, не выпустил, и я, потеряв равновесие, рухнул сверху. Сцепившись, мы покатились вниз, барахтаясь и молотя друг друга; наконец я освободил руку и с поспешностью потревоженного краба стал карабкаться наверх, к площадке, — опасаясь выстрела в спину, я проделал это на четвереньках. Там поднялся на ноги и помчался наверх, на третий этаж, снова прыгая через две ступеньки и прислушиваясь к раздававшимся позади проклятьям, шлепкам и крикам, с помощью которых миссис Пьюл пыталась привести распростертого Уилла в чувство.

Выстрела так и не последовало, хотя расстояние было невелико и ей ничто не мешало, но по коридору третьего этажа я все равно бежал пригнувшись и совершал отчаянные броски из стороны в сторону, уверяя себя в том, что миссис Пьюл не станет палить из револьвера в людном месте из страха привести к крушению свои планы. Мне следовало осознать эту простую истину еще час тому назад, когда она застала меня врасплох у окна, но и тогда, и теперь я не был уверен, что эти расчеты верны.

Я проскочил мимо знакомого номера — дверь по-прежнему открыта, а оглушенный мной Хиггинс так и возится на полу. При виде него мать и сын Пьюлы прервали преследование и, занявшись вторгшимся в номер ихтиологом, дали мне возможность улизнуть. Я же направился к застекленной двери в конце коридора, повозился с щеколдой, открыл ее и высунулся наружу — к моей радости, там моим глазам предстала узкая площадка балкона, а не мощеный двор далеко внизу. Из открытой двери номера 312 до меня доносились удивленные возгласы хозяев и хрипы раненого взломщика, а затем раздался гневный вопль двух глоток: это Пьюлы смогли оценить всю глубину грехопадения Джека Оулсби, который разобрал кровать, чтобы огреть дубиной беднягу Хиггинса.

Я прикрыл за собою окно, хотя защелкнуть щеколду, увы, уже не сумел. Через секунду Пьюлы смогут до меня добраться! Не теряя времени, я перелез через ограждение и повис на руках, раскачиваясь взад-вперед, а затем улучил момент и, спрыгнул на такой же балкон ниже этажом, отделавшись звенящей в лодыжках болью. Подскочил и, снова перемахнув через ограждение, обеими руками вцепился в крепкие с виду побеги плюща с дурной мыслью продолжить спуск по ним подобно обезьяне в тропическом лесу. Резво раздирая побеги ногами и чувствуя, как они уходят из-под пальцев, отлепляясь от стены, я с криком заскользил вниз и приземлился прямо на клумбу.