И я подумал, помнит ли Совет, помнит ли Медея сейчас обо мне — обо мне, которого они собирались принести в жертву прошлой ночью.

Мои ноги внезапно остановились. Я ничего не видел, но знал, что передо мной находится стена с выступающими изгибами. Мои руки нащупали их и надавили на нужные выступы. Часть стены скользнула в сторону. Я стоял, опираясь на ее край и глядя далеко вниз.

Кэр Сайкир напоминал могучий сад колонн, которые терялись высоко вверху, в бесконечной темноте. И где-то там появилось сияние, слишком высоко, чтобы можно было увидеть его источник. Сердце мое на мгновение остановилось, когда я увидел его. Я узнал этот свет — это свечение Золотого Окна!

Моя память вернулась. Окно Ллура. Окно жертвоприношений. Я не мог его видеть, но вспомнил его свет. В Кэр Ллуре это окно светилось вечно, и сам Ллур жил далеко за ним. В Кэр Сайкире и других храмах, где приносили жертвы в Темном Мире, были лишь дубликаты этого Окна, которые загорались только тогда, когда Ллур приходил сквозь тьму взять то, что было ему положено по праву.

Наверху, голодный и злой, Ллур купался в этом золотом свечении, как солнце, пришедшее осветить храм. Где было расположено Окно Сайкира, и какой оно было формы, я все еще не мог вспомнить. Но что-то во мне узнало этот золотистый свет и задрожало в ответ, когда я смотрел, как окно светится все ярче и ярче сквозь колонны.

Далеко внизу я увидел Совет — крошечные фигурки, которые можно было различить только по цветным плащам: Матолч в зеленом, Эдейри в желтом, Медея в алом. Позади них полукругом стояли стражи. Впереди последний из избранных рабов двигался среди колонн. Я не видел, куда они направлялись, но интуитивно чувствовал это. Окно раскрывало пасть в ожидании жертв.

Когда свет стал ярче, я увидел, что на помосте перед Советом стоит большой черный алтарь в форме чаши. Над ним висел большой желоб. Я проследил за ним и понял, что он идет от самого освещенного окна. Глубоко внутри меня что-то зашевелилось, подсказывая, для чего тут нужны были и чаша, и желоб. Я оперся о стену, дрожа от возбуждения, которое частично было моим, а частично — Его, нависающего над нами солнечным светом.

До меня донеслось тихое пение. Я узнал голос Медеи — чистый, серебряно звенящий — тоненькая ниточка звука в темноте и абсолютной тишине. Она поднималась вверх, дрожа среди огромных колонн Сайкира.

Ожидание становилось все напряженнее. Фигуры внизу стояли, подняв головы и наблюдая за разгорающимся светом. Голос Медеи продолжал тянуть песню.

В саду колонн Сайкира шло время, а Ллур наверху ждал своей добычи.

Затем тонкий и страшный крик раздался над нашими головами. Свет возбужденно вспыхнул, как будто сам Ллур ответил на крик. Песня Медеи достигла своего кульминационного момента и затихла. Среди колонн что-то зашевелилось, что-то задвигалось по кривой желоба.

Мои глаза смотрели на алтарь и чашу.

Члены Совета стояли напряженно, одной скованной группой, ожидая чего-то.

Из желоба начала капать кровь.

Не знаю, как долго я стоял, опираясь на стену, не отрывая глаз от желоба и алтаря. Не знаю, сколько раз я слышал крики наверху, и сколько раз вспыхивал свет. А кровь все текла по желобу в большую чашу. Я был наполовину с Ллуром, в его Золотом Окне, дрожа в экстазе, когда он принимал очередную жертву, и наполовину — с членами Совета внизу, деля их радость участия в Шабаше.

Но я знал, что ждал слишком долго.

Что спасло меня — не знаю. Наверно, какой-то внутренний голос, неслышно кричавший во мне. Он предупреждал о том, что опасно проводить здесь столько времени, что я должен находиться в другом месте, пока не закончится Шабаш, что Ллорин и его люди все ждут, пока я, как удав, наслаждаюсь жертвой, которая мне не предназначалась...

Очень неохотно мой мозг вернулся к окружающей действительности. С бесконечным трудом оторвал я себя от Золотого Окна и стоял в темноте, качаясь, находясь вновь в своем собственном теле, а не в безумных мыслях Ллура.