— А, Марк! Рад вас видеть! Помните нашу встречу? — засмеялся Андрей Константинович, шагнув навстречу Корвину. — Мы оба помолодели с тех пор, не так ли?

— Так-то оно так, — согласился Корвин. — Только вы — это по-прежнему вы, а я — это уже не я.

— Неважно. Главное, что вы помните наш разговор. Память — вещь замечательная. Успели оценить?

— А вот и мадемуазель Лери, прекрасная Лери-а, озерная фея… — вновь принялся напевать Стас.

— Помолчи, дружок, — одернул его Андрей Константинович. — Иди, переоденься к обеду, погляди, на что только похож твой мундир! Весь измялся. И опять в пятнах. Право же, ты точно ребенок…

— Уже бегу. Я мигом! «Ты будешь моей, когда-нибудь будешь моей! Лери-а-а-а…» — запел Стас, удаляясь.

— Я не понял, в каком он чине? — поинтересовался Корвин. Спросить напрямую, как такой человек может служить, гость постеснялся.

— Это домашний мундир, — объяснил князь Андрей. — Все Рюриковичи имеют право на мундир. — И добавил со вздохом. — Хотя бы такой… Он служил, но служба его продлилась всего пару месяцев.

— Дядя, дай я расскажу, как все было, — тут же вмешался в разговор Стас. Оказывается, он лишь сделал вид, что уходит, и едва понял, что речь зашла о нем, немедля воротился.

— Может быть, в другой раз? — попытался мягко возразить Андрей Константинович.

Не тут-то было!

— Вы только послушайте! — Стас ухватил Марка за локоть. — Я решил немного подшутить над своим другом Бертеньевым, тайком привез на крейсер русалку… вы, верно, слышали про наших северных тюленей: внешне они вылитые русалки — хвост, груди, длинные зеленоватые волосы и почти человеческие лица. Так вот, я затащил русалку в кровать мичману Бсртеньеву. Не знаю, уж как так получилось, но я перепутал каюты. Вышло, что я подложил русалку не мичману, а капитану Игнатову. Тут мы, как назло, попали в метеоритный поток, не могли совершить прыжок, капитан сутки не покидал рубку, потом отправился к себе совершенно без сил и рухнул в койку. Тем временем в койке капитана тюлень мой успел испустить дух. Не только почил в бозе, но и напустил литров десять зеленой липкой жидкости. Бедняга капитан ухнул в этот зеленый клей и почти полчаса не мог из него выбраться. Комбраслет залепило слизью, Игнатов напрасно скреб узор ногтями — никто не откликался. К тому же дохлая русалка прилепилась к капитану намертво. Наконец кое-как он отделался от гниющей туши и, как был, в одном белье, весь в зеленой слизи, кинулся в соседнюю каюту. Тут самое смешное… — Стас не выдержал и сам расхохотался. — Соседнюю каюту занимал судовой врач, очаровательная Наталья Григорьевна. Наш капитан за ней ухаживал… И намеривался предложить руку и сердце… Вообразите, наша доктореса открывает дверь, а на пороге… — Стас опять залился хохотом. — Она завизжала на весь звездолет. Да еще влепила пощечину капитану — решила, что кэп так по-дурацки ее разыгрывает. В общем — скандал! Хотели устроить надо мной суд чести, но Игнатов распорядился немедленно списать меня с крейсера. Даже не стали возвращать на Китеж, ссадили на ближайшей станции Звездного экспресса. Без денег. Без сопровождения. Форменное безобразие! Кстати, на базе я повстречал одну совершенно очаровательную певицу…

— Прошу тебя, хватит историй! — оборвал племянника Андрей Константинович.