|
Думаю, что именно этого она и хотела. И я ее не виню. Он был неприятным человеком. Припоминаю, как у него текло изо рта, когда он ел. Но и это еще не все: он был занудой. Вы, наверное, решили, что от Димитриоса он сразу пошел к Алессандро, чтобы выплатить долг? Как бы не так! На следующий день при аресте в его кармане все еще лежали пятьдесят тысяч динар.
Вот, мой дорогой Марукакис, пожалуй, это все. Для меня, блуждающего среди призраков старой лжи, будет утешением, если Вы скажете, что за всем этим стоило побегать. Напишите мне. А сам я стал размышлять: ведь такая печальная вышла история. Согласны? Нет ни героя, ни героини. Одни только мошенники и дураки. Или одни дураки? Но сейчас день, и рановато задаваться подобными вопросами. К тому же нужно паковать чемоданы. Через несколько дней я пришлю открытку с новым адресом. Надеюсь, вы найдете время мне ответить. Хочется верить, что мы скоро встретимся. Croyez en mes meilleurs souvenirs. Чарльз Латимер.
10 Восемь ангелов
В Париж Латимер прибыл синевато-серым ноябрьским днем. Когда такси пересекло мост к острову Сите, он на мгновение увидел панораму из низких черных облаков, быстро подгоняемых холодным пыльным ветром. Длинный фасад домов на набережной де Коре выглядел неподвижным и таинственным. Как будто за каждым окном скрывался наблюдатель. В тот день осенний Париж имел мрачную формальность гравюры, выполненной на стали. Это создавало гнетущее впечатление, и, поднимаясь по лестнице в отеле на набережной Вольтера, Латимер страстно захотел вернуться в Афины. Номер оказался холодным, но для аперитива было рановато. Он поел в поезде, и рано обедать ему не хотелось. Латимер решил посмотреть, что там снаружи дома номер три в тупике Восьми ангелов. Тупик, уходящий от рю де Ренн, найти было непросто. Это был широкий, вымощенный булыжником проход в форме буквы «L», защищенный сбоку у входа высокими железными воротами. Они крепились к стенам массивными скобами и, очевидно, не открывались много лет. Высокий забор отделял одну сторону тупика от глухой боковой стены прилегающего многоквартирного дома. Еще одна глухая цементная стена, уже без ограды, была украшена надписью «DEFENCE D’AFFICHER, LOI DU 10 AVRIL 1929», сделанной видавшей виды черной краской. В тупике стояли только три дома. Они располагались у подножия буквы «L», и их не было видно с дороги. Они лишь краешком выглядывали сквозь узенький проем между зданием, где была запрещена расклейка афиш, и задней стеной отеля, над которой, словно змеи, сплетались водосточные трубы. Жизнь в тупике Восьми ангелов, подумал Латимер, похожа на репетицию вечности. Очевидно, побывавшие здесь до Латимера люди пришли к такому же выводу — из трех домов два были закрыты и необитаемы. Но в третьем, под номером три, кто-то жил, хотя только на первом и пятом этажах. Чувствуя себя правонарушителем, Латимер медленно прошел по неровным булыжникам ко входу в дом номер три. В распахнутую дверь он увидел покрытый плиткой коридор, выходивший с другой стороны в маленький сырой дворик. Комната консьержа справа от двери пустовала, и не было заметно никаких признаков того, что ею вообще пользовались. Рядом, на стене, висела пыльная доска с табличками под имена. Три из них пустовали. На четвертой разместился грязный клочок бумаги, на котором фиолетовыми чернилами кто-то напечатал имя «Кайе». Латимер не узнал ничего нового, кроме того, в чем и не сомневался: адрес, который дал ему мистер Питерс, реально существовал. Он развернулся и вышел на улицу. На рю де Ренн он нашел почтовое отделение, где купил письмо-секретку для отправки по пневматической почте, написал свое имя и название отеля, адресовал мистеру Питерсу и бросил в желоб. Он также послал открытку Марукакису. Теперь все зависело от мистера Питерса. Хотя кое-что он мог и должен был сделать сам: найти, что писали в парижских газетах о банде наркоторговцев в декабре 1931 года. |
