– Пришли поиздеваться? – Я пришел с вопросами. – О чем же?

– О смерти Ипувера с Аменхотепом, о попытке убить командующего Омендапа, а также о шантаже царицы. – Последние слова вырвались у Амеротка сами собой, прежде чем он успел прикусить язык.

– О шантаже? – удивился Рахимер, устраиваясь поудобнее. – О шантаже нашего божественного фараона?

– И убийствах, – с запинкой добавил Амеротк. Он все еще не мог до конца прийти в себя после встречи с Хатусу и Сененмутом.

– Я не причастен ни к каким убийствам. Зачем мне убивать Ипувера? – развел руками Рахимер.

Ипуверу нравились молоденькие девочки. Я пообещал ему их полную комнату.

Амеротку стало ясно, что он попусту тратит время. Он повернулся и пошел к двери.

– Вам не удастся найти против меня никаких доказательств! – кричал ему вслед Рахимер. – Если эта тварь собирается меня убить, ей придется спустить на меня своих псов!

– Не придется, – ответил с порога Амеротк. Нашлись ваши послания царю Митанни. А вам известно, какой приговор ждет изменников!

Захлопнув за собой дверь, Амеротк, как буря, пронесся по коридору мимо стражей в масках. Ему казалось, сам воздух вокруг пропитался зловонным запахом смерти! Он хотел как можно скорее выйти наружу, поразмышлять, подготовиться к разговору с Хатусу и убедить ее, что тайна убийств и шантажа должна остаться тайной. Он вошел в безлюдный Зал Двух Истин. Заседаний суда не намечалось, по крайней мере в ближайшие пять дней, и Амеротк не сомневался, что недавние волнения существенно пополнили список дел, ждущих рассмотрения. Прислонясь к колоннам, он смотрел на судейское место, на маленькие полированные столики и подушки писцов. Со двора до него доносился смутный шум голосов, разговоры писцов, возгласы играющий детей.

Амеротк медленно пересек зал и остановился перед одной из фресок, где перед богом Осирисом, державшим в руках весы, была изображена богиня Маат со страусовым пером на голове. «Какое бы решение вынесла она?» – подумал Амеротк. И как ему решить это дело? Он отправился в свою маленькую молельню при храме. Внутри священного ларца стояла статуэтка Маат. Пол молельни был посыпан свежим песком, сосуды для святой воды стояли налитые до краев, и кто-то, возможно, Пренхо, наполнил курильницы. Чисто прибранную молельню наполняли приятными ароматами расставленные везде горшочки с кассией и благовониями; перед ларцом лежали новые подушки.

Амеротк опустился на колени и начал молиться, обращаясь к богине с просьбой послать ему мудрости. НО вдруг ему пришло в голову, ЧТО он забыл очистить рот и руки. Неужели он становится таким же, как Аменхотеп? На него нахлынули воспоминания, ярче любых картин. Ему представилась кровавая бойня за лагерем; кричащие и корчащиеся люди; кровь, хлюпающая под колесами колесницы; бешено скачущие по телам кони. Крики о пощаде. Воины – ветераны, которые насиловали молодых знатных хвоинов-митаннийцев, прежде чем разбить им головы о землю. Хатусу в блеске славы; Менелото у подножия лестницы, амеметы вокруг него, словно тени. А как же надпись Хеопса, наводящая страх? Амеротк взглянул на раскрытый ларец. Неужели все ложь? И не к кому обращаться с молитвами? Внутрь часовни кто-то проскользнул, словно тень, и встал на колени рядом. Амеротк бросил взгляд через плечо.

– Прошлой ночью Я видел сон, господин. Мне снилось, что я сижу на пальме, которая вдруг превратилась в сикомору. А внизу вы рвете свою одежду.

Лицо Пренхо было напряжено до крайности, и он так стискивал в руке свиток папируса, что Амеротк сдержался от резкости.

– И что же это значит?

– Это значит, что у меня все будет хорошо, и вы избавитесь от зла.