Но, Боже милостивый, какой же это был кошмар!

Никогда прежде во сне она не испытывала и десятой доли подобного. И хотя мрачные подробности полностью стерлись из памяти, она по-прежнему ясно помнила общее ощущение — страх, невероятный ужас, исходивший из каждого зловещего видения, каждого звука.

Она почувствовала дрожь.

Пот, выжатый из нее этим кошмаром, становился похожим на тонкую ледяную корку на ее коже.

Единственное, что еще ей запомнилось из этого кошмара, — Кэрол. Она кричала, звала на помощь.

До сего момента Кэрол никогда не фигурировала в редких снах Грейс, и в связи с этим ее появление в кошмаре казалось каким-то дурным предзнаменованием, предвестником опасности. С другой стороны, не было ничего удивительного в том, что Кэрол все-таки появилась в одном из снов, так как во сне очень часто что-то происходит с близкими и любимыми. Это мог бы подтвердить любой психолог, а Грейс и была психологом, и весьма неплохим правда, уже два с лишним года как на пенсии. Она с большой нежностью относилась к Кэрол. Если бы у нее были свои дети, она вряд ли могла любить их сильнее.

Она познакомилась с этой девушкой шестнадцать лет назад, когда Кэрол еще была вредной, упрямой и хулиганистой пятнадцатилетней девчонкой, которой чуть было не стоило жизни родить ребенка и которую после этой душевной травмы арестовали за хранение марихуаны и множество других правонарушений. В то время, помимо своей частной психиатрической практики, Грейс по восемь часов в неделю безвозмездно работала в исправительной школе, где содержалась Кэрол. Готовая съездить по физиономии любому, посмевшему над ней посмеяться, Кэрол была просто неуправляема. Но, если приглядеться, в ней даже тогда за внешней грубоватостью угадывались ум и природная доброта. Грейс приглядывалась как следует и была весьма сильно удивлена, если не поражена. Нарочито скабрезный язык, злость и показная развязность служили для девочки не чем иным, как защитным механизмом, панцирем, ограждавшим ее от физических и психологических нападок ее родителей.

По мере того как Грейс постепенно узнавала жуткие подробности жизни Кэрол дома, она все больше убеждалась, что исправительная школа была неподходящим местом для этой девочки. Воспользовавшись своим влиянием в суде, она постаралась навсегда оградить Кэрол от опеки ее родителей и позже сама официально стала ее приемной матерью. Она наблюдала, как девочка тянулась к любви и заботе, смотрела, как из замкнутого, эгоистичного и жестокого подростка она превращалась в нежную, уверенную в себе, восхитительную женщину, полную надежд и мечтаний, чуткую и с характером. Пожалуй, сыгранная Грейс в этом чудесном превращении роль была самым замечательным событием в ее жизни.

Единственным моментом, омрачавшим их отношения с Кэрол, явилось определение ее ребенка в приют. Однако тому не было никакой разумной альтернативы. Кэрол еще не могла заботиться о ребенке ни морально, ни физически, ни материально. Если бы на нее свалилась такая ответственность, подобным переменам никогда не суждено было бы произойти. Она бы на всю жизнь осталась несчастной и сделала бы несчастным своего ребенка. Беда заключалась в том, что даже сейчас, шестнадцать лет спустя, Кэрол чувствовала себя виноватой за отказ от ребенка. И каждый год в день его рождения она была снедаема этой виной. В этот роковой день Кэрол одолевала сильная депрессия, и она становилась необычайно замкнутой.