Прием клеветы, — это типичный прием революционных кругов. Не брезгует им и Белинский. Революционная пропаганда в России всегда была связана не только с определенным кругом идей, но и с определенным кругом методов пропаганды этих идей.

А главный из этих методов — клевета, во всем, и во всех возможных видах. По этому масонско-интеллигентскому методу действует и масон Алданов, пишет книгу о Толстом, а лягает своими масонскими копытами Пушкина и Гоголя. «Пушкин, — пишет Алданов, — мог написать «Стансы», когда кости повешенных декабристов еще не истлели в могиле; одобряя закрытие «Московского Телеграфа», ибо «мудрено с большой наглостью проповедовать якобинизм перед носом правительства»; после пяти лет «славы и добра» написал «Клеветникам России» и в то же время корил Мицкевича политиканством. Он брал денежные подарки от правительства Николая I, просил об увеличении этих «ссуд», прекрасно зная, какой ценой они достаются».

Нужно быть очень подлым человеком, чтобы приписать Пушкину то, что приписывает ему Алданов. А про Гоголя эта иудейско-масонская «гордость» русской эмиграции клевещет уже совсем без стеснений. «Гоголь, — пишет он, — жил в настоящем смысле слова подачками правительства, ходатайствуя о них через Третье отделение» (стр. 107–108).

II

«Замечательно, — пишет проф. Андреев в статье «Религиозное лицо Гоголя», — что при виде общественно-политических недостатков, Гоголь ни на минуту не склоняется к революционным настроениям, а намеревается личным участием в общественной и государственной жизни страны — содействовать искоренению этих недостатков».

Один из умнейших людей Николаевской эпохи, после Пушкина — Ф. Тютчев подчеркивал, что «РЕВОЛЮЦИЯ ПРЕЖДЕ ВСЕГО — ВРАГ ХРИСТИАНСТВА. АНТИХРИСТИАНСКОЕ НАСТРОЕНИЕ ЕСТЬ ДУША РЕВОЛЮЦИИ». Прекрасно понимал антихристианскую настроенность души революции и Гоголь. «Время настанет сумасшедшее, — пишет Гоголь Жуковскому. — Человечество нынешнего века свихнуло с пути только от того, что вообразило, будто нужно работать для себя, а не для Бога». Гоголь ясно понимал, что темные силы не отказались от своих целей и, что, они во всех странах Европы ведут тайную упорную борьбу против христианства и монархий. Гоголь ясно понимал, что судьба христианства и европейских монархий решается в современную ему эпоху.

Человек XIX столетия, несмотря на кровавый опыт Французской революции, не смирился, а еще более возгордился своим умом. А эта гордость, — по мнению Гоголя, — может принести только еще более страшные плоды. «Гордость ума, с тревогой констатирует Гоголь в статье «Светлое Воскресенье», — никогда еще не возрастала она до такой силы, как в девятнадцатом столетии».

Белинский, возлагавший все надежды на европейскую культуру, на силу разума, на социализм, не видел то, что видел Гоголь, писавший в статье «Светлое Воскресение», что человечество влюбилось в ум свой. «…Но есть страшное препятствие (воспраздновать нынешнему веку светлый праздник), — имя ему — гордость. Обрадовавшись тому, что стало во много лучше своих предков, человечество нынешнего века влюбилось в чистоту и красоту свою». Но особенно сильна ныне гордость ума. «Ум для современного человечества — святыня: во всем усомнится он — в сердце человека, которого несколько лет знал, в правде, в Боге усомнится — но не усомнится в своем уме».

Гоголь сильно и остро предвидел то, о чем позже с такой силой писал Достоевский: «Страшны разрушительные действия страстей человеческого ума, получивших свое воплощение в увлечении социализмом — то есть в социальном утопизме».