— Брисуэла! Эрсильбенгоа! Кармона! Бланко! — повторил Росас, вперив свои зрачки в ярко-красное сукно скатерти, как будто он желал огненными буквами запечатлеть в своей памяти эти имена. — Продолжайте, — вымолвил он через некоторое время.

— Из Катамарки от шестнадцатого апреля сообщают, что унитарий Антонио Дульсе, названный президентом собрания, и Хосе Кобас, названный губернатором, намериваются обнародовать такой закон, в силу которого славный восстановитель законов и губернатор провинции Буэнос-Айрес дон Хуан Мануэль Росас отныне будет признаваться изменником.

— О-о!.. Я им задам! — сказал Росас, сжав губы и раздув ноздри, как хищный зверь. — Посмотрим, — обратился он к другому секретарю, — подайте мне сюда акт провинции Жужуй от тринадцатого апреля. Прекрасно, теперь прочтите мне список тех лиц, которые подписались под ним.

Секретарь прочел сорок два имени, наиболее уважаемых и чтимых в стране, тогда как Росас сличал их по документу, который он держал в руках.

— Прекрасно, — сказал Росас, возвращая бумагу секретарю. — Под каким названием заносите вы эти бумаги?

— Сообщения из провинций, находящихся во власти унитариев, как ваше превосходительство изволили приказать.

— Я этого не приказывал, повторите!

— Сообщения из провинций, находящихся во власти из-менников-унитариев, — сказал молодой человек, побледнев так, что у него даже губы побелели.

— Я этого не приказывал, начинайте повторять снова.

— Но… сеньор…

— Что сеньор? Ну же, говорите отчетливее и громче, для того чтобы вы это и впредь помнили и не смели забывать: сообщения из провинций, находящихся во власти диких унитариев.

— Сообщения из провинций, находящихся во власти диких унитариев, — повторил молодой человек вибрирующим, металлически звонким голосом, заставившим старичка в красном мундире раскрыть глаза, не смотря на то, что он успел уже окончательно заснуть.

— Вот как я требую, чтобы их называли впредь, я уже раз приказывал вам это! Дикие — слышите ли вы? — Дикие унитарий.

— Да, превосходнейший сеньор, дикие.

— Вы кончили? — обратился генерал к третьему секретарю.

— Да, превосходнейший сеньор.

— Читайте.

Секретарь стал читать следующее:

Да здравствует Аргентинская конфедерация!

Да погибнут дикие унитарий!

Буэнос-Айрес, четвертого числа месяца Америки 1840 года, тридцать первого числа месяца Свободы, двадцать пятого числа месяца Независимости и одиннадцатого числа месяца Аргентинской конфедерации.

— Сообщения из Монтевидео выписаны?

— Да, превосходнейший сеньор.

— А сведения, полученные от полиции?

— Записаны, как ваше превосходительство изволили приказывать.

— В котором часу должно было состояться отплытие?

— В десять часов.

— Теперь уж четверть первого, — сказал генерал, посмотрев на свои часы и вставая с места, — они, как видно, побоялись, струсили. Вы можете удалиться, — обратился он к секретарям. — Эх, черт возьми! Что это? — воскликнул он, увидав человека, спавшего свернувшись клубком в углу комнаты, укутанного священническим плащом. — Эй, падре Вигуа! Проснитесь! — крикнул он, сопровождая эти слова злобным и сильным пинком ногой в бок спящего человека. — Эй, ваше преподобие!

Страшно вскрикнув от боли, тот разом вскочил на ноги, путаясь в своем подряснике.