Эрнст Теодор Амадей Гофман. Мастер Иоганн Вахт
В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек. Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник. Природа, обдумывая и определяя судьбу своих детей, идет собственными, скрытыми и неисповедимыми путями, и то, что нам кажется удобным случаем, а на будничном языке заурядного миросозерцания величается истинным призванием, в ее глазах есть не более, как глупая забава неразумных ребят, считающих себя мудрецами. Однако ж близорукий человек часто находит безбожную иронию в противоречии между своими убеждениями и таинственной деятельностью той неисповедимой силы, которая сначала взлелеяла его на своей материнской груди, а потом покинула, и эта ирония наполняет его страхом и ужасом, потому что грозит уничтожить его личность. Не царские дворцы и не княжеские роскошные палаты выбирает мать всего живущего для своих любимцев; так и наш Иоганн, – благосклонный читатель впоследствии узнает, что он поистине был одним из любимейших ее избранников, – так и наш Иоганн впервые увидел свет божий на жалкой соломенной подстилке, в мастерской обедневшего точильщика, в городе Аугсбурге. Вскоре после его рождения мать скончалась от горя и лишений, а через несколько месяцев вслед за ней умер и отец. Городской совет принужден был взять на себя воспитание осиротевшего мальчика; но первый луч того счастья, которое в последующей жизни сопровождало ребенка, блеснул для него в ту минуту, когда старшина плотничьего цеха, почтенный и добрый человек, воспротивился помещению в общественный приют мальчика, в чертах лица которого, невзирая на его худобу и крайнее истощение, он нашел что-то особенно приятное; он взял его к себе в дом и воспитал наравне со своими детьми. В короткое время младенец так расцвел, что трудно было признать в нем хилое и невзрачное существо, первоначально положенное в колыбельку; подобно хорошенькому мотыльку, образующемуся из бесцветной и бесформенной куколки, он скоро превратился в веселого, резвого и поразительно красивого мальчика с золотистыми кудрями. Но еще важнее внешней привлекательности казалось быстрое развитие его умственных способностей, приводивших в изумление как приемного отца, так и учителей. Так как воспитатель его был искусный мастер плотничьего дела и постоянно получал заказы на самые важные постройки в городе, Иоганн подрастал в такой мастерской, где вырабатывались лишь совершенные образцы изделий этого ремесла. Не удивительно, что глубоко восприимчивый мальчик, с ранних лет воспитанный на таких образцах, чувствовал живейшее влечение к делу, целям которого, насколько оно стремится к возвышенному и смелому, он сочувствовал от всей души. Можно себе представить, как подобное направление в мальчике было по сердцу его воспитателю; по этой причине он счел своим долгом лично обучать его практическим приемам ремесла, относясь к этим урокам с должным вниманием и аккуратностью, а когда ребенок превратился в юношу, он позаботился приставить к нему наилучших преподавателей по всем предметам, касавшимся высших сторон его ремесла, то есть по рисованию, архитектуре, механике и т. д. Нашему Иоганну минуло двадцать четыре года, когда скончался старый плотник; в то время юноша достиг уже полного совершенства во всех отраслях своего дела и считался таким искусным и опытным подмастерьем, что далеко кругом не было ему равного. Как раз в эту пору пустился он в обычное странствие вместе с закадычным своим другом, верным и преданным Энгельбрехтом. Теперь, дорогой читатель, ты достаточно познакомился с ранней молодостью честного Вахта, и мне остается в кратких словах сообщить тебе, как случилось, что он поселился в Бамберге и попал в старшины плотничьего цеха. |
