«Это ничего, — успокаивал я себя. — Мне не нужно рецепта. В аптеке на моей улице меня знают, и аптекарь кланяется мне, когда я прохожу мимо. Немного брома я там и без рецепта могу получить. Бром! Не забыть об этом, иначе я завтра не засну в вагоне».

Я взял со стола листок с заметками на завтрашний день. И в то мгновение, когда я записывал слово «бром», мне вдруг припомнился голос, доносившийся из телефона, голос женщины, не желавшей ждать Страшного суда. Как он странно звучал! И в то же время я вспомнил слова инженера: «Вспомните! Ради Создателя, вспомните! Вы должны вспомнить!» Да, я должен был вспомнить, теперь нельзя было заснуть, мне нужно было припомнить сначала, отчего мне знаком этот голос. Теперь мне было ясно, что незнакомка владеет ключом от тайны, она в состоянии нам объяснить, почему Ойген Бишоф покинул этот мир, она это знает, я должен её найти, должен с нею переговорить…

Я лежал в постели, прижимая руки к вискам, и рылся в своих воспоминаниях. Пытался ещё раз вызвать в памяти тембр этого голоса, но это мне не удавалось. Усталость овладела мною. Снотворное средство начало действовать. Чувство покоя поднималось во мне; все, что произошло, казалось мне теперь нереальным и до странности незначительным, игрою тени на стене. Я ещё бодрствовал, но уже чувствовал лёгкую ласку сна. Отрывочные слова, лишённые смысла, раздавались у меня в ушах, предвестники сновидений. «Все ещё дождь», — сказал чей-то голос, и другие голоса к нему примешались, и я очнулся и был один. По комнате прожужжала муха. Внизу проходил мимо человек по улице и ударил палкой по плитам тротуара раз, два, три раза. Я слышал это, но мне в то же время чудилось, будто где-то дятел вдали долбит кору. Еловый лес шумел, порыв сырого ветра опахнул мне лицо, издалека донёсся крик птицы, ещё раз попытался я открыть глаза, и затем этот день окончился.

Глава XII

Винцент, стоя с завтраком перед моей постелью, разбудил меня. В комнате было темно. Я видел его силуэт и тусклое мерцание серебряного молочника. Он что-то говорил, но я не понимал его слов. Все ещё боролся я с пробуждением, как-то смутно боялся встать и начать этот день.

— Который час? — спросил я с трудом и, вероятно, сейчас же опять заснул, но ненадолго, только на несколько секунд, быть может, потому что, когда я открыл глаза, Винцент ещё стоял перед кроватью.

— Девять часов, господин ротмистр, — услышал я его ответ.

— Не может быть, — сказал я и закрыл глаза, — тут ведь темно как ночью.

Послышались скользящие шаги по ковру и лёгкий звон посуды. Потом на окнах взвились шторы. Дневной свет проник в комнату, от его яркости стало больно лицу.

— Если господин ротмистр уезжать собрались, то пора вставать, — сказал Винцент, стоя у окна.

— Уезжать? Куда? Зачем? — спросил я, ещё не совсем проснувшись, и попытался собраться с мыслями, но мог только вспомнить, что ночью упаковал оба чемодана. — Есть ещё время. Ты отвезёшь мне чемоданы на вокзал.

— На Южный?

Прошло некоторое время, прежде чем я вспомнил о цели своего путешествия.

— Нет, я еду в Хрудим, — сказал я. — Опусти шторы, я ещё посплю немного.

— Господи! — крикнул вдруг Винцент. — Какой у вас вид, господин ротмистр!

Я все ещё не совсем пришёл в себя.

— Что случилось? — спросил я в досаде и присел на постели.

— На лбу! Прямо под правым глазом! Где это, господин ротмистр, вы так ударились?

Я ощупал пальцами лоб.

— Покажи-ка! — сказал я, и Винцент принёс мне зеркало. Я с удивлением увидел рану с запёкшейся кровью и не мог объяснить себе её происхождение.