|
И поскольку я случайно князь Хеда, мне не пристало являться к Высшему вооруженным.
Эш раскрыл было рот, но тут же закрыл его. Данан прошептал:
— Сут…
В этот момент ребенок, уснувший на полу на толстой мохнатой шкуре, заплакал, издавая тоненькие печальные звуки. Верт вздрогнула.
— Давай уложим детей спать, — обратился Эш к сестре. — Видишь, Кес плачет.
Он взял на руки моргающего спросонья ребенка и обнял его, успокаивая.
Едва только сын поднялся, Данан позвал его:
— Эш.
Глаза их встретились, и Эш мягко сказал:
— Даю тебе слово. Но, я думаю, пора открыть эту пещеру. Я не знал, что в центре Исига имеется смертельная ловушка. — И, обращаясь к Моргону, он добавил: — Спасибо тебе за музыку.
Моргон смотрел на уходящего Эша, который, прихватив еще одного ребенка, шел к двери. Выйдя из круга света, он с детьми растаял в темноте. Моргон взглянул на свою арфу и начал машинально укладывать ее в чехол.
Негромкий разговор между Детом и Дананом прекратился, когда Моргон встал, и король горы обратился к нему:
— Моргон, Сол — не имеет значения, кто его убил, — мертв уже сотни лет. Могу я тебе как-то помочь? Если тебе все-таки нужен меч, то у меня есть целая армия рудокопов…
— Нет. — Лицо Моргона в свете очага выглядело изможденным. — Предоставь мне еще немного поспорить с собственной судьбой. Я боролся с ней от Кэйтнарда до Исига, хотя ничего хорошего пока из этого не получилось.
— Я бы выплавил все золото из жил Исига, чтобы помочь тебе.
— Знаю.
— Когда мы шли сегодня с тобой, я не знал, что у тебя на руках есть шрамы от рогов тура. Такое редко можно увидеть на человеке, и уж совсем невозможно — на жителе Хеда. Должно быть, это потрясающе — бегать вместе со стадом туров…
— Что верно, то верно.
В голосе его послышалась легкая печаль — он вспомнил о спокойных, бесконечных снегах, о тишине, лежащей повсюду за пределами ветров. Потом он мысленно увидел лицо Сута, почувствовал, как руки чародея тянутся к нему, — он будто бы снова стоял на коленях в снегу…
— Ты собираешься пройти через перевал в облике тура? — мягко спросил Данан.
— Собирался, когда считал, что буду один. Теперь… — Он вопросительно посмотрел на Дета.
— Для меня этот путь будет трудным, но не невозможным, — ответил арфист.
— Мы сможем выйти завтра же?
— Если хочешь. Но, Моргон, лучше бы тебе отдохнуть здесь денек-другой. Пройти через Исигский перевал зимой — утомительно даже для тура, а я подозреваю, что ты исчерпал свои силы в Остерланде.
— Нет, я не могу больше ждать. Не могу.
— Тогда пойдем. Но ты поспи хоть немного. Моргон кивнул, потом, не поднимая глаз, обратился к Данану:
— Мне очень жаль. Простите меня.
— За что, Моргон? За то, что ты потревожил мои стариковские горести?
— И за это тоже. Но я прошу извинения за то, что не смог сыграть для вас на этой арфе так, как она об этом просит.
— Ты еще сыграешь.
Моргон медленно поднялся по каменным ступеням в свою башню, чувствуя, как арфа, веса которой он никогда прежде не замечал, оттягивает ему плечо. «Интересно, — подумал он, огибая последний поворот винтовой лестницы, — Ирт тоже взбирался по этим ступеням на вершину башни каждый вечер или всем на зависть он умел переноситься из одной точки пространства в другую в мгновение ока?»
Моргон добрался до площадки, отодвинул закрывающие вход шкуры и обнаружил, что у очага, все еще тлеющего в комнате, кто-то стоит. |