Изменить размер шрифта - +
И поскольку я случайно князь Хеда, мне не пристало являться к Высшему вооруженным.

Эш раскрыл было рот, но тут же закрыл его. Данан прошептал:

— Сут…

В этот момент ребенок, уснувший на полу на толстой мохнатой шкуре, заплакал, издавая тоненькие печальные звуки. Верт вздрогнула.

— Давай уложим детей спать, — обратился Эш к сестре. — Видишь, Кес плачет.

Он взял на руки моргающего спросонья ребенка и обнял его, успокаивая.

Едва только сын поднялся, Данан позвал его:

— Эш.

Глаза их встретились, и Эш мягко сказал:

— Даю тебе слово. Но, я думаю, пора открыть эту пещеру. Я не знал, что в центре Исига имеется смертельная ловушка. — И, обращаясь к Моргону, он добавил: — Спасибо тебе за музыку.

Моргон смотрел на уходящего Эша, который, прихватив еще одного ребенка, шел к двери. Выйдя из круга света, он с детьми растаял в темноте. Моргон взглянул на свою арфу и начал машинально укладывать ее в чехол.

Негромкий разговор между Детом и Дананом прекратился, когда Моргон встал, и король горы обратился к нему:

— Моргон, Сол — не имеет значения, кто его убил, — мертв уже сотни лет. Могу я тебе как-то помочь? Если тебе все-таки нужен меч, то у меня есть целая армия рудокопов…

— Нет. — Лицо Моргона в свете очага выглядело изможденным. — Предоставь мне еще немного поспорить с собственной судьбой. Я боролся с ней от Кэйтнарда до Исига, хотя ничего хорошего пока из этого не получилось.

— Я бы выплавил все золото из жил Исига, чтобы помочь тебе.

— Знаю.

— Когда мы шли сегодня с тобой, я не знал, что у тебя на руках есть шрамы от рогов тура. Такое редко можно увидеть на человеке, и уж совсем невозможно — на жителе Хеда. Должно быть, это потрясающе — бегать вместе со стадом туров…

— Что верно, то верно.

В голосе его послышалась легкая печаль — он вспомнил о спокойных, бесконечных снегах, о тишине, лежащей повсюду за пределами ветров. Потом он мысленно увидел лицо Сута, почувствовал, как руки чародея тянутся к нему, — он будто бы снова стоял на коленях в снегу…

— Ты собираешься пройти через перевал в облике тура? — мягко спросил Данан.

— Собирался, когда считал, что буду один. Теперь… — Он вопросительно посмотрел на Дета.

— Для меня этот путь будет трудным, но не невозможным, — ответил арфист.

— Мы сможем выйти завтра же?

— Если хочешь. Но, Моргон, лучше бы тебе отдохнуть здесь денек-другой. Пройти через Исигский перевал зимой — утомительно даже для тура, а я подозреваю, что ты исчерпал свои силы в Остерланде.

— Нет, я не могу больше ждать. Не могу.

— Тогда пойдем. Но ты поспи хоть немного. Моргон кивнул, потом, не поднимая глаз, обратился к Данану:

— Мне очень жаль. Простите меня.

— За что, Моргон? За то, что ты потревожил мои стариковские горести?

— И за это тоже. Но я прошу извинения за то, что не смог сыграть для вас на этой арфе так, как она об этом просит.

— Ты еще сыграешь.

Моргон медленно поднялся по каменным ступеням в свою башню, чувствуя, как арфа, веса которой он никогда прежде не замечал, оттягивает ему плечо. «Интересно, — подумал он, огибая последний поворот винтовой лестницы, — Ирт тоже взбирался по этим ступеням на вершину башни каждый вечер или всем на зависть он умел переноситься из одной точки пространства в другую в мгновение ока?»

Моргон добрался до площадки, отодвинул закрывающие вход шкуры и обнаружил, что у очага, все еще тлеющего в комнате, кто-то стоит.

Быстрый переход