— А сервис здесь ничего, — похвалил он.

— Бизнес — всегда бизнес, главное угодить клиенту, — отозвался Доченко.

— Чтобы облапошить, — загоготал генерал. Полог откинулся, пропустив давешнего татарина, а через несколько секунд в шатер, потупив глаза, стали заходить и выстраиваться перед покупателями девушки. Было их человек десять. Высокие, маленькие, толстушки, худощавые, с лицами круглыми и овальными; веснушчатые и нет, одетые в татарскую, русскую и польскую крестьянскую одежду… С минуту генерал смотрел на них, а потом гаркнул на учтиво склонившегося перед ним торговца:

— Ты что же, сукин сын, за лоха меня держишь? Это не товар, это черт знает что! Пошли отсюда, — повернулся он ко впервые за последние двадцать лет покрасневшему Доченко.

— Стой, ага, стой, — затараторил татарин, — Ахмед глупый, Ахмед хороший покупатель не видит. Ахмед хороший дезка даст.

Последовала какая-то лающая фраза, и девушки испуганной стайкой бросились к выходу. Вслед за ними поспешил и сам Ахмед. Через минуту в шатер вбежала раскрасневшаяся девочка с другим подносом. На нем стояли большая чаша с румяными яблоками и персиками, увенчанная гроздью спелого винограда, и еще один кувшин с двумя пиалами. Девочка плюхнулась на колени, пододвинула поднос к гостям, вскочила и опрометью бросилась вон.

— Вот как с вашим братом бизнесменом надо, — загоготал генерал, разливая содержимое второго кувшина по пиалам.

«Вино, и неплохое. Причем весьма», — отхлебнув, отметил Доченко. Минут через десять полог снова откинулся и торжественный Ахмед объявил:

— Лучши девка, все целка, лучши товар.

В комнату вошли пять девушек в шелковых шальварах и коротких жилетках, открывавших соблазнительные животики. На ногах красовались шитые золотом туфли без задников, а волосы были уложены в сложные прически. И все — красавицы, лет по пятнадцать-шестнадцать на вид. Одна была негритянкой; весь облик другой свидетельствовал о восточном происхождении; третью Доченко определил как молдаванку; четвертая напоминала польку, а пятая, показавшаяся бизнесмену прекрасней остальных, похоже, была русской.

— Хороши, — выдохнул Доченко.

— Хорош девка, нежни, ласкови, звезда ночи, губки бархатни, кожа — шелк, — принялся нахваливать Ахмед.

— Ничего, — протянул генерал. — А как они, э-э-э…

— Все увидишь, увидишь, забыть не сможешь, — причмокнул Ахмед.

Последовала лающая команда, и девушки, потупясь и краснея, скинули жилетки. Глазам Доченко предстало потрясающее зрелище пяти пар упругих, налитых, стоящих влекущими холмиками девичьих грудей. Генерал вскочил и шагнул к рабыням:

— Дай-ка я…

— Нельзя, ага, — склонился в поклоне Ахмед, преграждая дорогу. — Сначала плати, потом бери. Но ты не все видишь.

Новая команда, и смущенные девушки развязывают веревочки, поддерживающие шальвары, и легкий шелк медленно соскальзывает по стройным ногам на ковер. Открыв рот, генерал плюхнулся на подушки. Доченко пересел так, чтобы рвущийся на свободу «старый дружок» не слишком выделялся.

Дождавшись, пока гости оправятся от первого потрясения, Ахмед дал новую команду. Девушки повернулись — сначала боком, а потом и спинами к покупателям, демонстрируя совершенство форм. Разглядывая ряд прекрасных попочек, Доченко почувствовал, что еще чуть-чуть — и он сойдет с ума.

— Неплохо, — произнес генерал. — Называй цену. Ахмед назвал, и как только речь зашла о деньгах.

Доченко разом отрезвел.