Салтайя сидела, погрузив пальцы в землю, и чувствовала огромную радость и благодарность, поднимавшиеся ей навстречу холодным огнем. Она редко так сильно ощущала присутствие Древнейшей.
Сражения Героев никогда не длятся долго, и это уже закончилось. Один за другим коты, гончие и медведи превращались в обнаженных людей, задыхающихся и окровавленных. Вскоре осталось только четыре раненых боевых зверя, они выли от боли и пытались исцелиться. Один из них оказался приговоренным к смерти, и его тут же прикончили; троих других постарались успокоить и поддержать.
— Никаких почестей! — крикнул Феллард, чей рот был перепачкан кровью, а на груди алели шрамы. — Они оправдали себя, умерев в бою.
В ответ раздалось сердитое ворчание. Феллард вполне мог сказать, что его люди сражались не лучшим образом, потому что преимущество неожиданности и то, что их было трое против одного, не спасли их от тяжелых потерь. И, хотя Салтайя не услышала открытого возмущения убийством друзей, конец сражения не отметили радостные ликующие вопли, как это принято у веристов. Когда один из раненых принял человеческий облик, а остальных унесли на накидках, последний из ушедших закрыл за собой дверь, оставив за спиной пятнадцать трупов.
И Салтайю Храгсон. Травяной сад превратился в кровавое поле боя. Двоим сломали шеи, одному разбили голову о стену, но большинство истекли кровью или были разорваны на части. Пятнадцать здоровых молодых воинов умерли ради богини смерти, и Она ликовала, наслаждаясь Своим пиром.
Опьяненная Ее радостью, Салтайя громко рассмеялась, а потом стала валяться в кровавой грязи, слизывать кровь с трупов, целовать их раны. Сила Древнейшей питала ее, и она не сомневалась, что после такого благословения сможет привести в порядок Терека и, возможно, слепить что-нибудь полезное из Катрата. А заложники из Селебры ей теперь точно не помеха.
* * *
Надев промокшую и грязную одежду, она вытерла лицо мокрой травой и покинула сад, избежав встречи с флоренгианскими рабами, присланными убирать тела. По-прежнему окутанная покрывалом из мрака, она ступила в коридор, и те с ворчанием прошли мимо, никого не заметив. После таких волнений ей срочно нужна горячая ванна, да и поесть не мешает.
К сожалению, в своей комнате она обнаружила страшно взволнованных стражей. Командир фланга Эрн имел более высокое звание, зато голос у Брарага был громче.
— Миледи, сатрап погиб!
— Убит!
— На холме…
Она трижды обошла комнату по периметру, прежде чем они сумели рассказать ей все, что они знали. В тумане и под дождем веристы, засевшие в засаде, сами попали в западню, да такую искусную, что только один из них остался в живых и вернулся во дворец, чтобы рассказать о случившемся. Вожак стаи привел туда три фланга и обнаружил возле разбитой колесницы мертвого Терека.
Осознав все услышанное, Салтайя без сил опустилась на стул.
Вести были… оглушительные.
Неужели это начало восстания, которого она так боялась? А если и нет, дезертиры, разумеется, тут же нанесут удар, узнав, что командир войска Храгсон не возглавит оборону. Пожар распространится. Хорольд, оставшийся в Косорде, еще дней тридцать будет оставаться в неведении. Зима уже почти подступила, перевал закроют, а сезонные ветра сделают путешествие вверх по Вроггу практически невозможным. Хорольд не сумеет привести сюда армию раньше весны или начала лета. А к тому времени повстанцы значительно укрепят позиции.
И во всем виноват Орлад Селебр. Молодой новообращенный верист, с которым она встретилась вчера, оказался не так уж верен долгу, как говорил. Он был наживкой! Второй раз за утро Салтайя едва сдержала проклятие, рвущееся с губ, и вовремя осеклась. Нужно хорошенько подумать, прежде чем расходовать запас Материнской благосклонности.
Проклятые селебриане! Паола Апицелла, кормилица Фабии, убила Карвака. |