Атос понимал, что ему предлагают дружбу и что хозяйка, стоявшая тут же и одобрявшая эту сцену, призывает его к тому же, но, видя приближение руки, счёл такой жест слишком фамильярным, глухо заурчал.

— Ну, ладно, ладно, не буду тебя трогать. Но и ты меня оставь в покое. Ладно? Мы ведь с тобой джентльмены, обо всём сумеем договориться.

В душе же у Бориса оставалось недовольство псом, — будет ещё он тут вязаться между нами! — и пес, судя по недобрым настороженным взглядам, слышал это недовольство; в чутком собачьем сердце оставались ревность и предубеждение к непрошенному знакомцу.

Вышли налегке; ни Наталья, судя по её снаряжению, ни Борис не взяли никаких припасов, — видно, всё-таки, поход наш будет недолог, — успокаивал себя Борис, — обойдёмся без еды и питья.

О продолжительности похода Борис думал с тревогой: вдруг как не дойдёт, устанет, не выдержит темпа.

Шли гуськом по узенькой травянистой тропе, мимо кладбища, углубляясь в лес, который становился всё чаще и угрюмее.

Впереди бежал Атос, за ним Наташа с легким одноствольным ружьишком на плече, с планшетом военного образца, из которого выглядывал уголок крупномасштабной карты. Шли быстро, подгоняемые прохладой сентябрьского утра, сырым дыханием тумана, влекомые чистым звонким щебетанием птиц, встречавших малиновый шар солнца, и с ним ясный и тихий день ранней осени.

Ах, хорошо. Хорошо-то как дышится.

Борису хоть и нелегко было поспешать за Наташей, но первые километры он прошёл резво; крепкий кофе, которого он выпил несколько чашек, обилие кислорода развеяли сонливость; усталости как не бывало, сердце работало ровно, и он не слышал стесняющих неудобств и колющих болей, которые обыкновенно являлись у него во время быстрой ходьбы. Смущало молчание Натальи, — не повернулась, не спросила о самочувствии; и во время завтрака хотя и с улыбкой подавала ему яичницу, мёд и сметану, но сказала лишь несколько слов: «Одумайтесь, вам незачем идти со мной в такую даль. Я в безопасности, со мной ружье, собака. Но, конечно, вам ходить полезно», — и весь разговор. И теперь не повернется, не спросит, легко ли ему за ней поспевать?

Миновали дубовую рощу, спустились к низине, — тут курился утренний сырой туман. Вошли в него словно в молочное озеро, — собака скрылась на дне, Наташа погрузилась по плечи; голова, покачиваясь, точно плыла над волнами.

Из тумана змейкой выползала просёлочная дорога, вела в лес — и над ней, над дорогой, рядком чёрных свечек бежали в глубину лесной просеки столбы телефонной связи. Там, за просекой, копнинские пруды, — вспоминал Борис прогулки с другом. И надеялся, что у первого пруда Наташа остановится, они передохнут.

Но Наташа не остановилась; шла тем же легким, почти летящим шагом дальше. Борис счёл неудобным долее отставать, догнал девушку.

— Вы так быстро идёте!

— Люблю ходить быстро. Поспевайте, вам полезно.

Достала из сумки-планшета компас и карту, на ходу стала уточнять направление. На карте сделала пометку.

— Похоже на то, что вы готовитесь к какой-то игре, где нужно быстро ориентироваться на местности.

— Нет, играть мне некогда; я составляю карту медоносов: культурные поля, травы, насаждения. Три соседних района уже обошла, составила — теперь принимаюсь за свой район, Сергиевопосадский.

— Зачем нужна такая карта?

— Как зачем? Я же пасечник! Слышали, говорил директор: заведующий отделением совхоза. Сказал он слишком громко, точнее будет: бригадир пчеловодческой бригады.

— Ну, и что же? Зачем карта?

Наталья одарила Качана смешливым снисходительным взглядом. Впрочем, объяснила охотно, обстоятельно:

— Пчёлы, как и всякая живность, любят места злачные, обильные нектаром.