— Тогда женитесь. Вы оба совершеннолетние. Тебе не нужно мое согласие. Я так понимаю, что у Тремлетта нет никаких законных препятствий к браку.

И тут все ее невероятные планы, мечты о воображаемом счастье вырвались наружу. Но то, что она говорила, все ее слова будто бы тотчас же обращались в мелкие камешки безнадежности, ударявшиеся, как о стену, о его безжалостное лицо, о его гнев и ненависть.

— Мы не хотим оставлять тебя. Это ничего не изменит. Я буду днем к тебе приходить. Деннис тоже. Мы могли бы найти женщину, которой можно доверять, чтобы она жила в моей части дома и ты бы не оставался один ночью. А когда ты поедешь в рекламный тур, мы будем с тобой, как всегда. — И она снова повторила: — Это ничего не изменит.

— Значит, ты собираешься приходить днем? Мне не нужна поденщица, и ночная нянька не нужна. А если бы были нужны, найти их не составило бы труда, была бы оплата достаточно высокой. Я так понимаю, что ты не жалуешься, что я мало тебе плачу?

— Ты всегда очень щедр.

— И Тремлетт не жалуется?

— Мы о деньгах не говорили.

— Потому что вы, очевидно, заключили, что будете жить за мой счет, что ваша комфортабельная жизнь будет идти, как шла все это время. — Он помолчал. Затем заявил: — У меня нет намерения нанимать супружескую пару.

— Ты хочешь сказать, что Деннису придется уйти?

— Ты слышала, что я сказал. Поскольку, как мне представляется, вы обсудили ваши планы и решили вопрос о моем будущем, могу я поинтересоваться, где вы предполагаете жить?

Она ответила дрогнувшим голосом:

— Мы думали — в квартире Денниса.

— Вы только не учли, что не Тремлетт хозяин этой квартиры. Она принадлежит мне. Я приобрел ее, чтобы он мог жить в ней, когда он стал работать у меня на полной ставке. Он снимает у меня эту квартиру с меблировкой за смехотворную цену, согласно условиям нотариально заверенного договора, в котором имеется пункт о том, что я могу прекратить аренду, предупредив жильца за месяц до этого. Разумеется, он может купить у меня эту квартиру по ее теперешней цене. Мне она больше не будет нужна.

— Но ведь она теперь должна стоить вдвое дороже!

— Значит, вам с ним не повезло.

Она попыталась что-то сказать, но слова застревали у нее в гортани. Гнев и горе, еще более страшное, потому что она не могла понять, из-за себя она горюет или из-за отца, тошнотворной слизью поднялись к горлу, не позволяя говорить. Оливер снова отвернулся к окну. В комнате воцарилась абсолютная тишина, Миранда могла расслышать лишь собственное хриплое дыхание, но вдруг, словно вечное звучание моря до этого момента на какое-то время умолкло, она снова услышала его певучий голос. И тогда неожиданно и пагубно для себя самой она проглотила ком в горле и обрела собственный голос.

— А ты так уверен, что сможешь обойтись без нас? Разве ты и правда не понимаешь, сколько я делаю для тебя, когда ты путешествуешь, — проверяю твой номер в отеле, наполняю для тебя ванну, жалуюсь вместо тебя, если какие-то мелочи тебя не устраивают, помогаю организовать подписание книг, оберегаю твою репутацию — репутацию гения, который не считает себя слишком великим для того, чтобы заботиться о своих читателях, добиваюсь, чтобы тебе подавали ту еду и то вино, которые ты любишь? А Деннис? Ну ладно, он всего лишь твой секретарь и литредактор, но ведь он делает для тебя гораздо больше, разве не так? Почему ты всегда хвастаешься, что твои романы не нуждаются в правке? Да потому, что он помогает тебе их править. И не просто корректировать, а редактировать. И при этом так тактично, что тебе не приходится даже самому себе признаваться, как он для тебя важен. Построение сюжета — не самое сильное твое место, не правда ли? Особенно в последние годы. Сколькими идеями ты обязан Деннису? Не слишком ли часто ты используешь его для того, чтобы проверить, как звучит то, что ты написал? Кто еще будет делать для тебя столько, сколько он, за такую жалкую плату?

Отец не обернулся от окна, так что лица его она не увидела, но хотя он и стоял к Миранде спиной, сказанные им слова донеслись до нее очень ясно, правда, голоса его она узнать не могла.