И Барней был продан и перешел из Сидеруайльдской школы дрессировки в вечное рабство и зависимость от колючек, вызывая своими страданиями много смеха и радости во всевозможных увеселительных заведениях Америки.

Глава XXVII

— Дело в том, Джонни, что вы лаской не можете заставить собаку проделывать все эти штуки — в этом как раз и заключается разница между собакой и женщиной, — говорил Коллинз своему помощнику. — Вы же знаете, как это происходит с собаками. Вы, лаская, обучаете ее ложиться, вставать, кататься по полу, умирать и прочим дурацким штукам. Затем в один прекрасный день вы хотите похвастаться ее талантами перед приятелями, но окружающие условия изменились, собака возбуждена, сбита с толку — и вы ничего не можете с ней поделать. Так бывает и с детьми. В обществе они сразу теряются, забывают все, чему их учили, и подводят вас.

Но на сцене собакам приходится проделывать трудные, сложные фокусы, они не любят их, они ненавидят все эти штуки. Возможно, что им нездоровится, они простужены, заболели чесоткой или же у них просто нет настроения. Что же вам тогда остается делать? Просить у публики снисхождения? Да, кроме того, на сцене все ведь идет как по заведенному. Представление начинается по звонку, и вам приходится иногда по семи раз повторять ваш номер в зависимости от условий вашего ангажемента. Все дело в том, что вашим собакам приходится быть наготове и исполнять все, что вы от них потребуете. Их нельзя ни ласкать, ни бранить, ни ждать, когда у них появится настроение. У вас в руках есть могущественное средство. Они должны знать, что если вы хотите начинать представление, то вы своего добьетесь.

— Собаки совсем не так глупы, — заметил Джонни. — Они отлично знают, серьезны ли вы или только шутите с ними.

— Да, конечно, — утвердительно кивнул Коллинз. — Как только вы их распустите, они черт знает что делают на работе. Вы начинаете ласково обращаться с ними — и они сразу путают и нечисто исполняют свой номер. Вам нужно внушить им страх — они должны вас бояться. Если это вам не удастся, то в один прекрасный день вам придется бегать, искать ангажементов по всяким захолустьям.

Полчаса спустя Майкл, ни слова не понимая, слушал, как бог дрессировки вкладывал другому помощнику один из основных законов ремесла.

— Нам, Чарльз, надо работать со скрещенными породами и дворняжками. Из десятка чистокровных псов нам не подойдет и один, разве что в нем бьется сердце труса, но этим как раз чистокровные псы отличаются от всех остальных. У них кровь так же горяча, как и у породистых лошадей. Они чувствительны и горды. Их гордость мешает нам больше всего. Слушайте меня, Чарльз, хорошенько. Я родился в семье дрессировщика и всю жизнь изучал это дело. И я преуспел в нем. А преуспел я оттого, что по-настоящему его знаю. Зарубите себе на носу — я знаю это дело!

Кроме того, дворняги очень дешевы. Вам нечего бояться, что они подохнут или надорвутся на работе. Вы всегда достанете сколько угодно новых по дешевой цене. С ними много возиться не приходится и учить их нетрудно. Внушать им страх ничего не стоит. В этом вся загвоздка при работе с чистокровными псами. На них вы страха не наведете.

Задайте хорошую трепку дворняжке — и посмотрите, что за этим последует. Собака будет лизать вам руки, ползать перед вами на животе и покорно сделает все, что вы от нее потребуете. Такая у этих собак рабская душа. Они трусливы, но вам для дела храбрость и не нужна. Вам нужно, чтобы собака вас боялась. Теперь попробуйте задать трепку чистокровной собаке, что же у вас получится? Иногда такая собака подыхает от оскорбления и ярости. Я знал таких. А если они выживают, то что же с ними делается после? Они или становятся упрямы, или злы, а иногда и то и другое вместе.