Более пристрастны суждения Купера относительно историко-культурных и политических контактов между США и Великобританией. Обычно последняя необходима писателю-американцу, дабы оттенить превосходство отечественных институтов и национального образа жизни. Здесь Купер, приводя массу примеров британского «наследственного неравенства» (титулы и привилегии дворянства) и насилия над личностью (насильственная вербовка матросов, например), отказывается от однозначно негативной трактовки историко-культурной роли Великобритании, он видит генетическую связь между нею и США, и оттого-то, несомненно, его привлекают моменты исторических перекрещиваний, выявляющих расхождение со страной-матерью (что было неоднократно показано и в «Лайонеле Линкольне», и в «Шпионе»), а с особой яркостью и даже сочувствием к английскому культурному наследию — в «Двух адмиралах». Здесь, в «Уоллингфорде», позиция автора явно близка позиции героя, отвергающего конъюнктурно-одностороннюю и потому попросту лживую позицию противоборствующих политических лагерей, представленных отталкивающе похожими друг на друга «полковниками» от пера. Писатель всю жизнь старался выйти за рамки провинциально-обывательского взгляда, свойственного, как он считал, значительной части американской общественности, и оттого неоднократно вызывал на себя нападки прессы. Автобиографическая струя романа здесь, как и в некоторых других моментах, весьма прозрачна.
Третий, самый обширный пласт наблюдений писателя, естественно, связан с собственной страной. Он охватывает в целом широчайший круг вопросов, от газетной «кухни» в формировании общественного мнения и борьбы политических партии (эти две темы находятся на поверхности) до рассуждений о путях национальной экономики, об отношениях между «знатью» и нереспектабельными людьми вроде Марбла, о рабстве, роли денег и богатства, конечно же — о демократии, о судьбе собственности (чаще всего земельной), о национальной кухне, о роли искусства, о церкви, о морском деле и чертах национального характера. Для Купера-патриота нет сомнений в том, что Америка — самая великая страна в мире, о чем он прямо заявляет устами героя. В тем большее недоумение повергают его многочисленные «отступления» соотечественников и национальных институтов от изначально заданного великого импульса — американской революции и сути конституционных установлений. Мошенник в демократической Америке не отличается от мошенника в деспотической Великобритании, чему, очевидно, способствуют уже не унаследованные, а какие-то другие характерные особенности национальной жизни. Немало горьких истин высказывает писатель в адрес газетчиков, подмявших под себя все нормы морали, однако активно использующих от лица нации понятия «Божьих заповедей», «достоинства личности», той же демократии и множество других прекрасных слов.
Беспринципный новоявленный американский «аристократ» Руперт, крючкотворы-законники типа Микли (по-английски «скромник»), вымогатели-землевладельцы вроде Дэггита или Ван Тассела, и даже отчасти кузен Майлза Джон, как и обслуживающие такого рода публику газетчики, создают весьма мрачный климат, который начинает задавать тон на родине Майлза. В предисловии к роману, написанном от издателя, автор прямо связывает эти тенденции с безответственностью правительства. Говоря обиняками, писатель подводит нас к мысли о том, что нравственность и политический успех — далеко отстоящие друг от друга понятия, однако, поскольку он верит и в то, и в другое, Купер в последних главах романа (особенно в главе XXVIJ находит немало точных формул для выражения соотношения между ними. Мысли эти, полные разочарования и все же рожденные верой в независимость суждений, не утрачивают своей жгучей остроты и спустя полтора столетия, поскольку на примере собственной страны анализируют отношения всякой власти с личностью и народом. |