- Умом, - ответил Штирлиц. - Умом, идеей и волей. Человек - это великое
явление, и рассматривать его должно в целом: стар - молод, красив -
уродлив, талантлив - усидчив, блестящ - скромен... Деньги, бабы,
компрометирующие материалы - сие чепуха и суета, всяческая суета. Иной
бабник - кремень, и ключ к нему подобрать невозможно, а другой -
правоверный сухарь - страдает постыдным пороком, - так он, считайте, ваш.
Идти надо от добра и зла, от категорий глобальных, а не от
привычно-хрестоматийных исследований. Причем идею, добро, зло каждый
возраст принимает по-своему, с оттенками, - вот где собака зарыта. Так что
плюньте вы на этого красного павиана. Если он так открыто вам подставился,
отойдите в сторону. Тут вашего труда нет, здесь видна его преажурнейшая
работа, поверьте. Зрите в корень, граф, только в корень...
"Завтра мне надо будет приглядеться к хвосту внимательно, - сказал себе
Штирлиц, - надо мне посмотреть ему в лицо - там решим. Не нравится мне все
это. Как в плохом детективе. Ах, Господи, Господи, писатели вы мои милые,
какую муру вы все несете - хреновина с морковиной, как говаривал Спиридон
Дионисьевич Меркулов, последний премьер белой России".
Коля шел по другой стороне, стараясь не попадаться на глаза эсэсовцу,
что вышагивал впереди. Тот уходил все дальше и дальше от центра, петлял по
маленьким улочкам, и тревога Коли росла с каждым часом.
"Где ж его стрелять-то? - думал он. - Сволочь, ходит там, где гарнизоны
или проходных дворов нет. Неужели почуял? Не должен. Он ни разу не
оборачивался, а в ресторане я сидел в другом зале".
Часа в два ночи, когда луна стала яркой, зыбкой и очень близкой к
притихшей, настороженной земле, Штирлиц свернул за угол и вжался в стену
дома. Он слышал, как его преследователь, стараясь ступать на мысках,
торопился за ним и перебегал улицу, чтобы сократить расстояние.
"Точно. Он водит меня, - понял Штирлиц. - Тут надо все выяснить:
по-моему, этот тип не от Шверера. Поглядим в лицо. Всегда надо успеть
посмотреть в лицо тому, кто идет следом за тобой ночью по городу".
Коля на бегу переложил "Вальтер" из внутреннего кармана пиджака в
боковой. Он старался не дышать и ступал на самые мысочки: "Не услышал бы,
гад". Коля свернул за угол и - лицом к лицу столкнулся с
оберштурмбанфюрером СС. Свет луны делал лицо фашиста непроницаемо черным,
а его, Колино, наоборот, осветил холодным, отчетливым светом. Он от
неожиданности замер - даже в карман за пистолетом не полез. Какое-то
мгновение они стояли недвижно: один запыхавшийся, а второй спокойный, с
черным лицом, руки за спиной. И вдруг Коля оглох, а потом снова обрел
слух, потому что вокруг него - по улицам, в небо, к луне покатилось слово,
которое сказал эсэсовец. |