|
Мне в лагере редко снились женщины. Да и остальным заключенным тоже: голодным редко снятся женщины. Чаще всего снится еда, но мы и во сне боролись с этим. Мы уговаривались смотреть только патриотические сны. Иначе расслабишься и станешь доходягой - тогда каюк. Я отворачиваюсь, закрываю глаза и рукой отгоняю от себя видение. Моя рука натыкается на плечо: передо мной на коленях стоит женщина - не во сне. Наяву. - Что?! - спрашиваю я. Женщина начинает плакать. - Миленький, неужто наш? - шепчет она. Я давно не слышал женской речи. Мужчины в лагере говорят иначе. Ни в одном нашем слове там не было такой доброты, испуга и такой радости, какую я услыхал сейчас. - Тише! - прошу я. - Да спят они. - Кто? - Хозяйка моя с детьми. - А ты здесь зачем? - Она велела. - Что она велела? - С чердака сухого сена принести - Не врешь? Она не отвечает. Она опускается рядом, закрывает глаза и тянется ко мне. На женщине накинут френч, он расходится, и я вижу ее тело. Меня всего начинает бить такой дрожью, как будто я очень замерз. Она что-то быстро-быстро говорит, обнимает меня и все сильнее прижимает к себе. Я не вижу ее глаз - они крепко зажмурены, я только чувствую ее всю рядом с собой. Женщины! Пожалуй, о них в лагерях тоскуют так же сильно, как и о свободе. Только те, у которых дома остались малыши, больше тоскуют о них. У нас один капитан плакал по ночам навзрыд и причитал: "Сыночек мой маленький, Сашенька... Как ты там без меня? Сыночек мой маленький, Сашенька..." Год назад Надю угнали из Брянска в Германию. В России остались мать, два маленьких брата и муж Коля. Он в армии. Ее дыхание щекочет ухо, и я улыбаюсь, слушая ее. Потом я понимаю, что она может обидеться, и чуть отодвигаю голову. Но она придвигается еще ближе ко мне, и снова ее дыхание щекочет мне ухо, и снова я не могу не улыбаться. - У нас дом чистый, пятистенный, - шепчет Надя, - у окон герани стоят и два фикуса. У нас еще лимонное дерево было, только его братишка разбил. Ночью пошел в сени воды напиться и разбил. Мы другую кадку сделали, да только оно все равно завяло. - Корни, наверное, повредило, - говорю я. - Ну, конечно, корни, - радуется Надя, - а что ж другое-то? Хотели мы новое купить - а тут война началась. - Кончится война - купите. Надя сразу же начинает плакать. - Ты не плачь, - прошу я, - не надо плакать. Обижают тебя здесь? Женщина отрицательно качает головой. - Нет, - говорит она, - немка добрая. Не дерется. Пацаненок только ейный камнями иногда кидает. А так - ничего. У других хуже. Ты про них не говори, - перестав плакать, просит она, - ты про нас говори. - Ладно. - Про дом. - Ладно. - У тебя тоже цветы есть? - Есть. |
