|
.. Уведи меня в ночь, где течет Енисей И сосна до звезды достает, Потому что не волк я по крови своей И меня только равный убьет! Мандельштама он подвирает - у отца был томик его стихов. Кто-то тихо, с болью шепчет: - Ну да... А нас кто здесь убивает? Равные? Люди? - Я позволю себе, - отвечает доцент, - опять-таки обратиться к Мандельштаму. Слушайте же: Не мучнистой бабочкою белой В землю я заемный прах верну. Я хочу, чтоб мыслящее тело Превратилось в улицу, в страну - Позвоночное обугленное тело. Осознавшее свою длину. Морячок шепчет: - Повесить и сжечь - еще не значит убить, это точно. Очень мне хочется дожить до того часа, когда будет на земле улица имени меня. - Улица моего имени, - поправляет доцент. - Улица имени меня, - упрямо повторяет морячок. - Разговорчики! - орет капо. Воцаряется тишина. Как прялка. Это поразительно. Тишина не может быть без звука, который бы ее не оттенял. У нас - это дыхание людей. А там, в белом доме, была прялка. - Тебя как зовут? - шепчет доцент. - Степан. - Меня Сергей Дмитриевич. А фамилия? - Богданов. - Ты не Василия Богданова, музыкального критика, родственник? - Нет, мой старик - инвалид гражданской войны. Его тоже Степаном зовут. Ноги у старика нет... - Сейчас вроде бы там стало легче. У меня там тоже семья. Две дочери и жена. Ты где жил? - Усачевка, дом семь. - А я только-только переехал с Молчановки. Идешь вечером, боты по снегу - хруст-хруст, луна окаянная, в окнах - тепло, по парадным влюбленные затаились. Не умели ценить мир, все метались, спорили, от самих себя бежали... Я, помню, иногда поражался - время стал ощущать, оно вокруг меня, как вода в горной речке, несется, несется. Я совместителем был: утром университет, а вечером вел курс в школе госбезопасности... - Вы?! - Да, а что? - Ничего. Они меня обвиняют, что я заброшен к ним с самолета как разведчик, мол, школу госбезопасности кончил... - А ты? Ты... - В том-то и дело, что нет. Я сбежал с шахты "Мария", там каторжный был лагерь, для штрафников. Я три раза сбегал - два раза ловили тут же, а третий - удалось, и взяли-то по глупости. Если скажу про "Марию", значит, туда отправят. А там - виселица, у меня мишень была на спине. - Бедный, бедный... А летом мы, бывало, на Клязьму выезжали, на дачу. Вечером 'после дождичка идешь с поезда, на участках патефоны играют, детишки беззаботно смеются, и такое во всем спокойствие и высшая .целесообразность - бог ты мой! Я купил дачку в тридцать седьмом... Утром проснешься - в окнах солнце, сосны красные, медовые, птицы разливаются; выйдешь на террасу, а там после дождя ночного лужицы, а в лужицах - солнце высверкивает, глаза режет... Его мучительно сладко слушать, потому что говорит доцент так, будто он смотрит на все это, будто он сам сейчас - во всем этом; и еще очень мучительно слушать его, потому что это расслабляет, делает мягким, жалостливым, начинаешь думать, что все муки терпишь впустую, зря - все равно никогда уж не придется тебе видеть раннего синего утра, и медовых сосен, и лужицы на терраске, которая осталась после ночного дождя. |
