8

Сейчас я сижу а автобусе на пути в Калвер-сити – и в «Метро-Голдвин-Майер»! Мое сердце так колотится, что я не в состоянии даже выглянуть в окно, я боюсь поверить, что на фоне отмеченного нефтяными вышками свинцового горизонта передо мной наконец откроется – как сказочный дворец из детской мечты – Мемориал Ирвинга Тальберга  и примыкающие к нему студии, чьи голые (но столь манящие!) стены я изучала по фотографиям двадцать лет.

Опасаясь испортить первое впечатление, я сижу, уткнувшись в записную книжку, которую я с трудом удерживаю на одном колене, беспорядочно записывая все, что приходит в голову, чтобы отвлечься и не перегореть до того волнующего момента, когда Студия из Студий, движущая сила всех мифов этого столетия, возникнет передо мной, как она возникала сотни раз в моих мечтах, и широко распахнет свои двери, приглашая Майру Брекинридж вступить в принадлежащее ей по праву королевство.

Я рождена, чтобы стать кинозвездой, и сейчас я выгляжу, как звезда: шиньон придал форму моим волосам, а макияж от Макса Фактора, любимый макияж Мерли Оберон и других экранных див, сделает мое лицо сияющим даже в резком свете съемочного павильона, где я скоро буду стоять, наблюдая, как снимают очередной дубль. Потом, когда режиссер скажет: «Хорошо, достаточно», – и помощники начнут готовить новую сцену, режиссер заметит меня и спросит мое имя, затем он пригласит меня в студийный буфет и там после салата «Зеленая Богиня» (любимого салата звезд) станет пространно рассуждать по поводу моего лица, размышляя, фотогенично оно или нет, пока я с улыбкой не остановлю его и не скажу: «Есть только один способ узнать это. Проба». Стать кинозвездой – моя сокровенная мечта. В конце концов у меня был уже опыт в Нью-Йорке. Майрон и я, мы оба, снялись в нескольких андерграундных фильмах. Конечно, это были экспериментальные ленты, и, подобно большинству экспериментов, научных или каких-либо иных, они были неудачными, но, даже если бы эти фильмы имели успех, все равно им далеко до настоящего Голливуда, настоящей мечты. Тем не менее они дали мне представление о том, что значит – быть звездой.

Моя поездка тянется бесконечно. Я ненавижу автобусы. Мне нужно купить или арендовать машину. Расстояния здесь огромные, и брать такси стоит целое состояние. Эта часть города с ее грязными бунгало и наполненным смогом воздухом напоминает крысиную нору; мне жжет глаза, они горят и слезятся. К счастью, причудливые неоновые огни и эксцентричные формы здания придают обыденному пространству некий ореол волшебства. Сейчас мы проезжаем забегаловку в виде огромного коричневого пончика. Я чувствую себя лучше. Полет фантазии действует на меня благотворно.

Как быть со студентами? Я провела четыре занятия по пластике (как грациозно двигаться и как садиться, чтобы не громыхать мебелью) и два по перевоплощению (я предлагала им притвориться апельсинами, глотком воды, облаками… результат был, мягко говоря, неординарный).

Хотя я не имею никакого отношения к отделению декламации, я не могла не заметить, какие трудности у многих студентов с дикцией. У ребят тенденция глотать слова, а многие девушки гундосят. Традиции грамотной человеческой речи, похоже, обошли их стороной; не нужно забывать, что они – живой продукт новой эры массовой телевизионной культуры. Годы своего становления они провели у телеэкранов, наблюдая за бесконечно мельтешащими на пространстве в двадцать один дюйм фигурками. В результате они рассеянны и невнимательны и реагируют только на агрессивные ритмы навязчивой рекламы. Очень немногие могут прочесть что-либо посложнее бульварной газеты. Что до письма, то скажите спасибо, если они в состоянии написать свое имя или, как они предпочитают говорить, подражая звездам, «автограф».