– Все получилось так, как ты хотел?

– Да, – сказал он на этот раз с сомнением, обеспокоенный ее холодным тоном, – все, как я хотел.

Кэтрин молчала, размышляя, стоит ли вновь обуздывать свою гордость и пытаться разрушить стену между ними.

– Нет, не все, – горько сказала она. – Я тебе в тягость. Отпусти меня в Берн или еще куда нибудь, где я смогу жить в мире.

– Кэтрин, не держи на меня зла. Ты оскорбила меня. Я был в ярости и не смог справиться с собой. Прости, что я ударил тебя.

– Меня не это беспокоит! – крикнула она. – Ты хочешь беспомощное неразумное существо в жены или чтобы у тебя совсем не было жены? Если бы я могла быть такой, но я другая. Ты будешь любить меня, Рэннальф, если я поклянусь, что больше никогда не буду ни во что вмешиваться? Хочешь, я подпишу бумаги и откажусь управлять своими вассалами? Прикажи мне, что делать, и я все сделаю. Только верни мне твою любовь! – последние слова она произнесла почти шепотом, не в силах сдерживать подступающие слезы.

– Кэтрин! – Он нежно обнял ее. – Я не хочу, чтобы ты была другой. За одно твое слово я отдал бы все – имя, честь, жизнь. Но тогда я возненавидел бы тебя и себя. Так жить невозможно. Я избегал соблазна быть с тобой рядом, потому что слишком сильно тебя люблю.

– Ты не мог сказать об этом раньше?

– Я хотел уменьшить твои страдания.

– Ты никогда не думал, какую боль причиняешь мне?

– У меня не было сил думать. – Он помолчал. – Послушай, Кэтрин, наконец заключен мир, теперь все будет по другому. Давай и мы начнем заново.

– Ужасный человек, – прошептала она, – ты , не сможешь. При первом удобном случае ты снова заставишь меня бегать за тобой, умоляя сказать, что я сделала не правильно. Ты не оставляешь мне ни капли гордости, Рэннальф!

– Нет, я не должен бояться, что ты поддашься своим слабостям. Ты – единственная женщина, которую я когда либо знал, чьим сердцем, разумом и душой я могу восхищаться. Ты единственная женщина из всех, кого я знаю, которая заслуживает такой любви, какую только может дать человек человеку.

Смеясь, Кэтрин бросилась в объятия мужа. Что за похвала жене! И тем не менее Рэннальф, несомненно, верил, что одарил ее высочайшим комплиментом, который он был в состоянии произнести. Рэннальф не мог понять, что же в этом смешного, однако Кэтрин была рядом, в его руках, теплая и благоухающая; она была счастлива, мир наконец был наполнен покоем и порядком, и Рэннальф вдруг ощутил себя во власти радостных и счастливых предчувствий. Он от души рассмеялся вместе с Кэтрин.