|
Море неспокойно и обширно, а корабли малы. «Гидена», что значило «Богиня», была меньше прочих. Построили ее в Гримесби на Хамбре и нарекли «Халигвэтер» — «Святая вода». Через год после спуска на воду ее выкупил я. Не желая иметь в своем флоте корабль с откровенно христианским названием, я заплатил девственнице, чтобы она пописала в трюм, переименовал судно в «Гидену» и вновь отдал рыбакам, только уже своим, беббанбургским. Они забрасывали сети вдали от берега. В день, когда ветер был особенно резким, небо серым, а высокие волны вскипали пеной, разбиваясь о скалы островов Фарнеа, «Гидена» не вернулась. Мы сочли, что она затонула, оставив в беббанбургской деревушке шесть вдовиц и вдвое большее количество сирот. Может, мне не стоило менять название: каждый моряк знает, что, переименовывая корабль, ты искушаешь судьбу. Впрочем, всем известно и то, что моча девственницы отводит беду. Вот только боги бывают такими же жестокими, как море.
Потом на своем корабле «Банамадр» прибыл Эгил Скаллагримрсон. Земли ему были пожалованы мной за службу и располагались на границе моих владений и королевства Константина Шотландского. В трюме драккара Эгила лежал труп. — Его выбросило на берег близ Туэда, — сообщил Эгил. — Один из твоих, так ведь? — Туэд? — переспросил я. — Южный берег. Обнаружили тело на илистой отмели. Правда, чайки нашли беднягу раньше. — Заметно. — Так это один из твоих? — Да, — подтвердил я. Покойника звали Хаггар Бентсон. Был он рыбаком, кормщиком на «Гидене»; здоровенный детина, большой любитель эля, задира, покрытый шрамами множества драк. Хаггар поколачивал жену, но был хорошим моряком. — Он ведь не утонул? — спросил Эгил. — Нет. — И не чайки прикончили его. — В голосе Эгила сквозило веселье. — Нет, — признал я, — не чайки. Хаггара зарубили. Труп был нагим и белым, походил на огромную рыбу, если не считать рук и того, что осталось от лица. По его животу, груди и бедрам шли большие рассеченные раны, тщательно промытые морем. Эгил коснулся сапогом зияющей раны, тянувшейся у Хаггара от плеча до грудины. — Я бы предположил, что убил его топор, — бросил норманн. — Но сначала кто-то отрезал ему яйца. — Я заметил. Эгил наклонился к трупу и разжал ему челюсти. Эгил Скаллагримрсон был сильным, но, чтобы открыть Хаггару рот, ему пришлось постараться. Челюсть хрустнула, Эгил распрямился. — А также забрал зубы, — пробормотал он. — И глаза. — Это могли сделать чайки. Глазные яблоки им особенно по вкусу. — Но язык оставили, — заметил я. — Вот бедняга. — Жалкая смерть, — согласился Эгил, потом повернулся и посмотрел на вход в гавань. — Мне известны только две причины, по которым человека пытают, прежде чем убить. — Две? — Первая: они хотели позабавиться. Может, он оскорбил кого-то? — Эгил пожал плечами. — Вторая причина: нужно было заставить его говорить. Зачем иначе оставлять язык? — Они? — спросил я. — Скотты? Эгил снова перевел взгляд на обезображенный труп: — Кого-то он зацепил за живое. Но скотты в последнее время тихие, на них это не похоже. — Ярл пожал плечами. — Может, личное что-то? Какой-нибудь рыбак, которого он обидел? — Других тел нет? — уточнил я. На «Гидене» ушли шестеро мужчин и двое мальчишек. |
