Изменить размер шрифта - +

 

4. В БАШНЕ ВИНКУЛЫ

 

– Тебя ожидают, ликтор, – предупредил караульный и, когда я ответил всего лишь коротким кивком, прибавил: – Будет лучше, если ты прежде переоденешься.

Не было нужды спрашивать, что за гость ко мне пожаловал: только присутствие архона могло быть причиной столь почтительно‑вкрадчивого голоса.

В жилую часть моих апартаментов можно было легко пройти, минуя рабочий кабинет, где я занимался делами Винкулы и хранил документы. Я сорвал чужой плащ и облачился в свои угольно‑черные одежды, а мысли мои тем временем занимал вопрос: зачем архону, который прежде никогда ко мне не приходил и которого по этой причине я редко видел вне стен его палат, понадобилось являться сюда, причем одному, ибо никаких признаков свиты я не замечал?

Эти размышления оказали мне добрую услугу, освободив ненадолго от иного рода мыслей. В спальне стояло огромное, покрытое тонким слоем серебра стекло, служившее куда лучшим зеркалом, чем привычные мне маленькие пластинки из отшлифованного металла. Я остановился перед ним, чтобы окинуть себя взглядом, и вдруг обнаружил небрежно написанные мелом четыре строчки из песенки, что когда‑то пела мне Доркас:

Рожок Урса, ты поешь небесам.

Там покойней душе, зелень гуще.

Спой же здесь, где милее леса.

Унеси меня в опавшую пущу!

В кабинете стояло несколько больших кресел, и я ожидал найти архона расположившимся в одном из них (хотя я вполне допускал, что он мог позволить себе порыться в моих бумагах: при желании он имел на это полное право). Однако он стоял у бойницы и смотрел на принадлежавший ему город подобно тому, как я недавно смотрел на него с крепостных высот Замка Копья. Сцепленные за спиною руки словно жили своей, обособленной жизнью: игра пальцев выдавала напряженные раздумья архона. Спустя некоторое время он обернулся и заметил меня.

– А, вот и ты, мастер Палач. Я и не слышал, как ты вошел.

– Я всего‑навсего подмастерье, архон.

Он улыбнулся и сел на выступ спиной к щели бойницы. Черты его лица были грубы – большие глаза с нависшими темными веками, крючковатый нос, – но мужественности в них не ощущалось; такое лицо могло принадлежать уродливой женщине.

– Я облек тебя всею полнотой власти в этом городе, а ты считаешь себя лишь подмастерьем?

– Возвысить меня могут только мастера моей гильдии.

– И тем не менее представленное тобою письмо, тот факт, что именно тебя они прислали сюда, наконец, сама твоя деятельность здесь со дня появления – все говорит о твоем превосходстве над другими подмастерьями. Во всяком случае, никто не догадается о твоем ранге, если ты будешь держаться с достоинством, подобающим твоему положению. Сколько мастеров в твоей гильдии?

– Я и сам хотел бы это знать, архон. Если никто не был возвышен после моего ухода, то всего двое.

– Я напишу им и испрошу для тебя возвышения in absentia.

– Благодарю, архон.

– Не благодари. – Он отвернулся словно в замешательстве и устремил взгляд в бойницу. – Полагаю, что через месяц мы получим ответ.

– Они не удостоят меня возвышения. Но мастеру Палаэмону будет приятно узнать, что ты мною так доволен. Он резко развернулся и взглянул на меня в упор.

– Нам вовсе не обязательно придерживаться этикета, Северьян, – вас ведь так зовут, не правда ли? А мое имя Абдиес, и я не вижу причин, почему бы тебе не называть меня так, когда мы одни.

Я молча кивнул. Он снова повернулся к бойнице.

– Какое низкое отверстие! Я осматривал его, ожидая тебя: оно расположено почти на уровне моих колен. А ведь из него так просто выпасть.

– Только человеку столь же высокого роста, как ты, Абдиес.

– А не назначались ли в прошлом такие казни – когда приговоренного выбрасывали из высокого окна или сталкивали в пропасть?

– Да, применялись оба эти способа.

Быстрый переход