— Хорошее место для тебя, варвар. Я просто закрою эту дверь, пока мой господин Хан не решит, что он пожелает сделать с вами обоими!

Конан вытащил меч.

— Иог бы тебя побрал, Фаруз, надо же было тебе прийти именно сейчас! Ты уверен, что не готов поменять хозяина?

— Вряд ли. Обо мне хорошо заботятся, Конан. Увидимся с вами обоими позже — и нас будет несколько.

Необъяснимым образом едва заметная улыбка приподняла уголки губ киммерийца. Он направил меч на человека, стоящего в двадцати футах над ним, пробормотал: «Убей его», и разжал руку.

Меч Зафры упал на дно темницы.

Фаруз расхохотался.

— Ага, я так и думал, что это… Значит, для варвара это не работает, а, варвар?

— Черт! — рявкнул Конан. — Этот пес Зафра… заклятие работало только для него! Это просто меч!

Когда он опускался на корточки, чтобы поднять меч, из полумрака в неосвещенном углу темницы, крадучись, высунулась изящная рука и подобрала кинжал Балтая. Конан подхватил меч Зафры и в отчаянии швырнул его вверх в тот самый момент, когда Фаруз начал отступать за дверь. Клинок со звоном отлетел от каменной стены. Фаруз рассмеялся и насмешливо помахал рукой в знак прощания — и кинжал, брошенный Испараной, доказал, что для оружия, летящего снизу, кожаная пола туники стражника не была достаточно длинной. Кинжал Балтая вонзился в пах Фаруза, и тот, хрипя и давясь блевотиной, с огромными, остекленевшими в агонии глазами, опрокинулся на спину.

Конан резко повернулся к Испаране. Она вышла на свет в наряде, который был смехотворно разношерстным даже для этой камеры.

— Я не знал, что ты можешь бросить нож таким манером дважды!

— К счастью для тебя, могу. Много раз я с удовольствием бросила бы кинжал в тебя, мой дорогой, если бы только у меня была такая возможность. Я не сделала этого — опять же к счастью для тебя.

Они с наслаждением обгрызали мясо с большой жирной кости.

Конан смотрел на нее, припоминая все те разы, когда она легко могла убить его — в то время, когда ей еще этого хотелось, — если бы у нее был кинжал, уравновешенный для метания. Эта спокойно жующая женщина убивала с душевной непринужденностью и самоуверенностью киммерийца!

— Уф! Хвала всем богам за то, что все, что ты когда-либо использовала против меня, — был меч! Надо бы не забыть поговорить об этом — как-нибудь в другое время. А этот кинжал был еще и тяжелым.

— Да. Меня нельзя назвать слабой. Однако мне пригодится твоя помощь, когда я буду надевать эту кольчугу.

— О!

Пока он помогал Испаране натянуть через голову и копну черных волос, — которые в данную минуту были грязными и слипшимися от пота, — тридцать, или около того, фунтов сработанной без единого шва кольчуги, она задала ему нескромный вопрос:

— А что это была за странная история с мечом? Ты сказал: «Убей его» — и уронил меч на пол?

Он коротко рассказал ей, как Зафра использовал меч, и что он сказал о нем, и как меч гнался за ним, Конаном, — и как пронзил того, кто его заколдовал.

— Клыки Иога, — слегка вздрогнув, сказала женщина, — какое ужасное волшебство! Я рада, что он умер и что меч теперь у нас, — а ты думаешь, что он был заколдован так, чтобы подчиняться только приказу Зафры?

— Ну, — сказал Конан, направляясь вместе с ней к лестнице, — моему приказу он не повиновался! И бросил я его отнюдь не удачно, — если бы не ты, мы были бы пленниками и ждали бы появления полчищ вооруженных стражников.

— Двоих было бы вполне достаточно, — заметила Испарана, — с луками или арбалетами.