|
— Прошу прощения, сэр, — сказал Варт, — не могли бы вы указать мне дорогу к замку сэра Эктора, если вас это не затруднит. Пожилой джентльмен поставил бадью на землю и взглянул на него. — А зовут тебя, стало быть, Вартом? — Да, сэр, пожалуйста, сэр. — Мое имя Мерлин, — сказал старик. — Как поживаете? — Как поживаете? Когда с формальностями было покончено, возникла пауза, и Варт смог подробнее разглядеть старика. Волшебник, не мигая, уставился на него со своего рода благосклонным любопытством, порождавшим ощущение, что и он может глазеть на старика и это не будет грубостью, все равно как если бы он разглядывал одну из коров своего попечителя, которая, оперев о калитку голову, призадумалась вдруг о его персоне. Мерлина украшала длинная белая борода и длинные белые висячие усы. Приглядевшись, Варт обнаружил, что вид у него далеко не опрятный. Не то чтобы ему грязь набилась под ногти или еще что то такое, нет, но складывалось впечатление, что в волосах его гнездится некая крупная птица. Варту случалось видеть гнезда перепелятника и ястреба, безумную мешанину мелких прутьев и объедков, отнятых у белок и ворон, белый помет, старые кости, нечистые перья, погадку, — все, что покрывало ближние ветви и основание древесного ствола. Схожее зрелище являл собою и Мерлин. На плечах старика среди звезд и треугольников мантии виднелись дорожки помета, и пока он, неспешно помаргивая, разглядывал стоявшего перед ним мальчика, с кончика его шляпы неторопливо спускался крупный паук. Выражение у Мерлина было озабоченное, как будто он пытался припомнить какое то имя, писавшееся как Чол, но произносившееся совершенно иначе, может быть, Мензис или все таки Далзиэль? Пока он рассматривал мальчика, его добрые голубые глаза, очень большие и круглые под очками, словно затягивались пленкой и туманились; наконец он с решительным выражением отворотился, как бы придя к выводу, что ему это все таки не по силам. — Персики любишь? — Еще бы, — сказал Варт, у которого немедленно потекли слюнки. — Они в эту пору редки, — неодобрительно произнес старик и зашагал по направлению к дому. Варт последовал за ним, поскольку это было проще всего, предложил поднести бадью (что явно понравилось Мерлину, тут же ее отдавшему) и ждал, пока Мерлин разбирался с ключами, — бормоча, ошибаясь и роняя их на траву. Наконец, когда они проникли внутрь черно белого домика — с такими сложностями, словно они его взламывали, — мальчик влез по лестнице за хозяином и оказался в комнате наверху. Это была самая удивительная комната, в какой ему когда либо приходилось бывать. Со стропил свисал доподлинный крюкорыл, совершенно такой, как в жизни, страшенный, со стеклянными глазами и оттопыренным пластинчатым хвостом. Когда его хозяин вошел в комнату, чудище в знак приветствия подмигнуло одним глазом, хоть и было оно чучелом. Здесь помещались тысячи книг в побуревших кожаных переплетах, иные были прикованы к полкам цепями, иные прислонились одна к другой, как если бы выпили лишку и не очень себе доверяли. От них тянуло плесенью, их солидная сумрачность навевала безмятежный покой. Были тут и чучела птиц — попугаев, сорок, зимородков, павлинов во всей их красе, разве что пары перьев в хвосте не хватало, и малых пичужек размером с жуков, и знаменитого феникса, от коего пахло ладаном и кардамоном. Феникс вряд ли был настоящим, поскольку единовременно может существовать только один. Над полкой камина висела лисья голова, под которой было написано «ГРАФТОН, ОТ БУКИНГЕМА ДО ДАВЕНТРИ, 2 ЧАС. 20 МИН.», а также сорокафунтовый лосось с подписью «ЛОХ О, 43 МИН., БУЛЬДОГ» и совсем живой на вид василиск с подписью печатными буквами «КРОУХЕРСТ, ШОТЛАНДСКАЯ ВЫДРОВАЯ». Тут было несколько кабаньих клыков и тигриных когтей, и когтей леобарса, симметрично размещенных в стеклянной витринке, и огромная голова памирского архара, шесть живых ужей в подобии аквариума, несколько домиков ос отшельниц, красиво вставленных в стеклянный цилиндр, заурядный пчелиный улей, обитатели коего безмятежно влетали и вылетали в окно, два молодых ежа, обернутых в вату, чета барсуков, при появлении волшебника сразу же завопивших «ик ик ик ик», двадцать коробочек, вмещавших шестерку гарпий, гусениц палочника и даже одну — олеандрового бражника ценою в шесть пенсов, — все кормились на своих любимых листьях, — ружейный ящик с разнообразным оружием, которое еще предстояло изобрести через полтысячи лет, ящик с таковыми же удилищами, комодик, набитый мормышками на лосося, Мерлиновой собственноручной вязки, другой комод, на ящиках которого красовались таблички «Мандрагора», «Мандрагоровый корень», «Камнеломка» и прочее, пучок индюшачьих и гусиных перьев, еще не подготовленных для письма, астролябия, двенадцать пар сапог, дюжина неводов, три дюжины проволочных силков на кролика, двенадцать пробочников, несколько муравьиных гнезд между двумя пластинами стекла, пузырьки с чернилами всевозможных оттенков от красного до фиолетового, штопальные иглы, золотая медаль лучшего стипендиата Уинчестера, четыре или пять фонографов, выводок полевой мыши живьем, два черепа, множество дорогого стекла — стекло венецианское, бристольское — и бутыль полировочной мастики, немного желтого японского фарфора и клуазонне, четырнадцатое издание «Британской Энциклопедии» (подпорченное, если правду сказать, чрезмерным натурализмом его познавательных вкладных иллюстраций), два набора красок, один — масляных, другой — акварельных, три глобуса с изображением уже открытых земель, несколько окаменелостей, набитая голова странного гибрида верблюда и парса, именуемого также гирафой, шесть больших лесных муравьев, стеклянные реторты, колбы, бунзеновские горелки и еще много чего, включая полный комплект сигаретных обложек работы Питера Скотта, изображающих пернатую дичь. |
