|
И куда тот зверь ни пойдет, из чрева его исходит шум, как бы от тридцати пар гончих псов. — Если, конечно, он в это время не пьет, — добавил Король. — Вот, должно быть, жуткое чудище, — сказал Варт, опасливо озираясь. — Жуткое чудище, — повторил Король. — Таков он и есть, Бет Глатисант. — И как вы за ним гоняетесь? Похоже, то был неверный вопрос, ибо вид у Пеллинора стал еще удрученней. — У меня с собой ищейная сука, — сказал он печально. — Вон она, там. Варт поглядел в ту сторону, куда уныло указывал большой палец монарха, и увидел многократно обмотанное веревкой дерево. Конец веревки был привязан к седлу Короля Пеллинора. — Что то я ее не разгляжу. — Запуталась в веревке с той стороны, смею сказать. С ней вечно так — я в одну сторону, она в другую. Варт обошел дерево и обнаружил крупную белую псину, вычесывающую блох. Едва увидев Варта, она принялась извиваться всем телом, бессмысленно осклабясь и задыхаясь от стараний облизать ему все лицо, несмотря на веревку. Псина была слишком опутана веревкой, чтобы сдвинуться с места. — Ищейка в общем хорошая, — сказал Король Пеллинор, — только уж очень пыхтит, вечно в чем нибудь путается и тянет не в ту сторону. С ней да с этим забралом я порою не знаю, куда и поворотить. — А почему вы ее не отвяжете? — спросил Варт. — Она бы тогда гонялась за Зверем вряд ли хуже, чем теперь. — Вот видишь ли, она тогда удирает, и я ее иногда по неделям не вижу. — А без нее скучновато, — добавил Король, — гонишься за Зверем, а где он, что он — никогда ведь толком не знаешь. А тут все же, понимаешь, компания. — Похоже, по натуре она дружелюбна. — Чересчур дружелюбна. Порой я вообще сомневаюсь, за Зверем ли она гоняется. — И что она делает, когда его видит? — А ничего. — Ну что же, — сказал Варт. — Я думаю, В конце концов у нее все же появится к нему интерес. — Как бы там ни было, прошло уже восемь месяцев с тех пор, как мы его видели. С самого начала беседы голос у бедняги становился все более грустным, и теперь Король явственно начал пошмыгивать носом. — Это проклятие Пеллиноров, — воскликнул он, — вечно таскаться за этим паршивым Зверем. Уж если на то пошло, кому вообще он нужен? Сначала ты останавливаешься, чтобы спустить ищейку, потом у тебя сваливается забрало, потом ничего не видишь через очки. Поспать негде, где ты есть никому не известно. Зимой ревматизм, летом солнечные удары. И ведь несколько часов уходит на то, чтобы напялить эти клятые доспехи. А напялишь, — так либо изжаришься, либо заледенеешь, да они еще и ржавеют. Сидишь всю ночь, начищаешь. Ах, как бы мне хотелось иметь хороший собственный домик и жить в нем, — с кроватями, с настоящими подушками, с простынями. Будь я богат, именно это я бы и купил. Хорошую кровать с хорошей подушкой и с хорошей простыней, на которой приятно лежать, а потом я бы вывел этого паршивого коня на луг да сказал бы этой паршивой ищейке: «Беги куда нибудь, поиграй», и покидал бы в окно все мои паршивые латы, а паршивого Зверя оставил в покое, пусть он сам на себя охотится, — вот что бы я сделал. — Если бы вы смогли показать мне дорогу домой, — сказал хитроумный Варт, — то сэр Эктор наверняка оставил бы вас ночевать. — Ты вправду так думаешь? — вскричал Король. — На кровати? — На кровати с периной. Глаза у Короля Пеллинора округлились, как блюдца. — С периной! — медленно повторил он. — А подушка там будет? — Подушки, пуховые. — Пуховые подушки! — прошептал король, затаивая дыхание. А затем стремительно выдохнул: — Какой, наверное, чудный дом у твоего господина! — Я думаю, он не дальше, чем в двух часах пути отсюда, — сказал Варт, стараясь не упустить удачи. |
