– Вы великий утешитель, брат Серж, – усмехнулся Филипп. – Послушать вас – и поверишь, что стать счастливым ничего не стоит.

– Так оно и есть, – пожал плечами Серж. – Уж поверьте, ваше высочество. Я был несчастен, я знаю.

Герцог приподнял бровь. Перевел взгляд с собеседника во двор, где смеялась, отплясывая с кем-то из стражников, Кэтрин. И спросил с чуть заметной, не выходящей за рамки вежливости издевкой:

– Значит, сейчас вы счастливы?

А, Нечистый бы его побрал! Неужели так заметно?!

– Вы покраснели, брат Серж. Право, на вашем месте я спустился бы вниз. Ведь Господь заповедал нам любить, так почему вы не берете то счастье, что он посылает вам?

Серж не нашелся с ответом; впрочем, герцог ответа и не ждал. Кивнул доброжелательно, пожелал приятного вечера и ушел.

Кулак дознатчика грянулся о камень парапета. И снова – ссаживая кожу в кровь. Приди в себя, опомнись, не для тебя она! Даже если случится такое чудо, что сможешь объясниться и она тебя не оттолкнет – что дальше-то? Шпиону жениться не с руки. Одну службу уже бросил, с этой тоже дезертируешь? Предашь графа Унгери, как предал товарищей по отряду? Ведь предал! Вольно тебе было Барти упрекать, а сам-то? Как еще назвать, что за пять лет так и не пришел к ним? Не верил, боялся… надумал себе Нечистый знает чего, самому теперь вспомнить стыдно!

А и хитрая же бестия королевский кузен! Даже граф Унгери считает его трусом и рохлей; но если трусость наследного герцога сомнений не вызывает, то рохлей его не назовешь никак. Умный, наблюдательный, и язва первостатейная. Понять бы еще, от души он хвалил решения короля или подозревает в пришлом монахе коронного соглядатая? Пожалуй, второе: иначе с чего ему вообще заводить разговоры о политике? С людьми Господними беседуют о другом…

4. Благородный Ферхад иль-Джамидер, прозванный Лев Ич-Тойвина

Утро начиналось неправильно. Ломило кости, голова казалась чугунным котлом с прокисшей кашей, а глаза решительно не хотели открываться. Мариана шевельнула рукой; вместо грубого полотна гостиничных простыней пальцы скользнули по гладкому шелку. Девушка неуклюже повернулась на бок, все-таки разлепила непослушные веки…

Перед глазами колыхался светлый шелковый полог, край его придавливала горка пестрых подушек.

– Свет Господень, где я?…

– Ты у меня, – отозвался из-за полога незнакомый мужской голос. Хотя… незнакомый ли? Эти властные и слегка насмешливые нотки – сталь и бархат! – она слышала, кажется, совсем недавно…

Мариана села; голова немилосердно кружилась, и пришлось опереться руками о кровать, чтобы не упасть. Обнаружив на себе непривычное шелковое одеяние, просторное, с широкими рукавами, девушка ойкнула. Это что же получается, ее здесь раздевали?!

– Что молчишь? – спросил незнакомец. – Голова болит? На, выпей.

Полог раздвинулся ровно настолько, чтобы пропустить сжимающую золотой кубок руку. Первым побуждением Марианы было врезать хорошенько по этой руке – ну не такая ж она дура, чтобы пить невесть что, будучи невесть где и непонятно в чьей власти?! Но голова болела и впрямь нещадно, а околдовать ее могли сотню раз, пока она валялась здесь не то спящая, не то без памяти. Да полно, она и попала-то сюда не иначе как чародейством! Спать ложилась в гостинице… и утром, вспомнила вдруг девушка, они собирались уезжать. Не успели, значит…

– Да пей, не бойся! – в голосе незнакомца явственно чудилась насмешка, и Мариана решилась. Обхватила кубок ладонями, поднесла к губам, вдохнула легкий, свежий аромат. В голове немного прояснилось. Ладно, выпьем… похоже, это и вправду всего лишь лекарство…

– Вот и умничка… – Кубок стукнул о стол, что-то скрипнуло… кресло? – Теперь полежи немного, и все пройдет.