И оглоушил бы! Кабы не ринулся на выручку своему Михаил. В раж вошел! Поднял над головою клинок, заорал:

— За Новгород и Святую Софью!

Налетел вихрем — одному по копью шарахнул, другому, крикнул парню:

— Берегись! Сзади!

Тот быстро обернулся — и вовремя! Шведская палица едва не угодила ему в голову…

— Спаси тя Бог, друже!

— Не за что!

Михаил ловко отбил натиск обозленного рыцаря. И на него тут же бросился второй. Ах вы, гады!

Один удар… Второй… Третий…

Хорошо, Миша успел подобрать брошенный «свеном» щит… Вражеский меч застрял в нем, едва не разрубив пополам. Однако! У москвичей что же, клинки заточены? Тупым так точно не разрубишь! Ну отморозки… Так ведь и до беды недалеко!

— Справа, друже! — это крикнул тот парень, кудрявый, улыбнулся, взмахнув окровавленным клинком.

Михаил повернулся, подставил клинок под секиру… Хороший меч — выдержал! А уж у шведа-то как округлились глаза! Видать, не ожидал…

— В полон его, друже, в полон! — радостно заорал кудрявый. И что-то добавил по-немецки. Нет, скорей уж по-шведски.

А ситуация — Миша краем глаза увидел — уже — прямо на глазах — изменилась. Наши побеждали — да так и должно было быть по сценарию.

— За Новгород и Святую Софью!!!

Уже появились вокруг рыцарей свои — новгородцы-дружинники. Кудрявый снова что-то бросил по-шведски, даже поклонился вражинам. Те — интересное кино! — тоже в ответ поклонились. Протянули мечи. Один — кудрявому, второй — Мише.

— Полоняники наши, друже, — радостно улыбнулся кудрявый. Махнул рукой ратникам: — Уведите обоих, потом ужо разберемся с ними…

И снова с улыбкой взглянул на Михаила:

— Добро бьешься! Хоробр! Цтой-то я тебя не припомню?

Он так и сказал — не «что-то», а «цтой-то» — так именно и говорили древние новгородцы, «цокали» вместо «ч» — «ц», а еще добавляли в слова лишние гласные. Миша об этом знал — все ж историк. Ну, москвичи, молодцы — все точно изобразили.

— Ты из каких будешь? Уж точно не наш? Пелгусьев, цто ль?

— Я сам по себе… точнее — мы.

— А, — парень улыбнулся во весь рот. — Из охочих! Поди, своеземец, с дальних земель?

— Лэтенант я, старшой, — ухмыльнувшись, пошутил Миша. — Михаил я, а ты кто?

— Так и знал, цто своеземец. А меня Сбыславом кличут… Сбыславом Якуновичем, — парень гордо подбоченился. — Слыхал?

— Слыхал. Тысяцкого сын?

— Ого, и у вас в далеке про нас знают! Ты, Мисаил, с Заволочья или с Бежецкого Верха будешь?

— С Заволочья… Металлостроем зовется. Ну, рад познакомиться!

— И язм рад.

— Слушай, а где князь?

— Ворогов гонит княже, — солидно пояснил подъехавший на коне дружинник в броне из узких сверкающих на солнце пластин. Шлем его был окован позолотой, сапоги — червленые, шпоры позолоченные. Правда, говорил он не цокая.

— Тебе, Сбыславе, велел передать, чтобы по бережку со людями со своими прошелся, вдруг, да свеи снова где на берег выйдут?

— Да куда им еще выйти-то?

— Береженого Бог бережет.

— А вот и князь! — громко закричал кто-то. — Александр, свет Ярославич, сюда скачет.

Миша посмотрел на быстро приближавшихся всадников и еле сдержал ухмылку.