Он вытащил на ладони оплавленный крестик, поглядел на него. Странная штуковина время! Оно само избирает – менять ему что‑то в пространстве или не менять. Можно разрушить огнедышащую исполинскую гору, срыть ее до основания – и ничего в будущем не изменится, а можно раздавить какую‑нибудь мелкую букашку, а через миллион лет динозавры не вымрут, а напротив, выжрут всех своих соперников в экологической нише под названием Земля, и вся История пойдет другой дорогой. Все так. Надо быть предельно осторожным. Но болезнь – она всегда болезнь, ее нужно лечить, безжалостно выжигая из тела заразу, каленым железом!

Иди, и да будь благословен.

Разве можно благословить на убийство... Иван поднял глаза к синему небу. И ему и впрямь показалось, что зашумят сейчас за спиной дубравы Священного леса, зажурчат прозрачные родники, повеет прохладой и тишиной нездешней, дающей могучую, родовую силу. Можно! Можно благословлять на бой – за саму жизнь, за отчину, за свободу свою и ближних своих, за веру и чистоту светлых душ людских. Ему выпало биться не в рядах бойцов, не плечом к плечу, а в одиночку. Он Меч Вседержителя. Карающий и тихий. Праведный и беспощадный. Ибо не за себя и не для себя. Но чтоб было это синее небо, это полузаброшенное кладбище, эти старушки и деревенька Булыгино, про которую никто на всем белом свете и не слыхал. Что ж делать, не он первый... но он может стать последним. Сотни миллионов россов погибли за тысячелетия в битвах и сражениях. А последний удар нанести ему суждено. Пристанище, логово мерзости и нечисти, сокрушено и обращено в ничто, в пустоту. Дворец выродков, обиталище земных чудовищ Синклита, развеяно и никогда не возродится... Никогда? Снова гордыня пучит душу. Покуда корни не обрублены, побеги будут тянуться вверх – к черным лучам Черного Солнца. И верно было задумано при живом‑то еще Кеше – вниз по лесенке, по ступенькам, вниз, покуда силенок хватит.

Иван поднялся. Постоял молча, поклонился, и пошел в поле, навстречу

поднимающемуся нешуточному ветру.

Дорога в Старый Мир была закрыта. Но Иван не чувствовал себя изгоем. Поле дало ему просветление. Встреча же должна была состояться на снежных вершинах. Он услышал Глас. И он шел на него.

Путь к подножию был прост, он перенесся туда в мгновение ока. Но наверх нужно было идти пешком, идти, изгоняя лишние и пустые мысли, идти без отдыха и привала. Семь верст по узким крутым тропам, по ледникам, по склонам и отвесным стенам. Он должен был подняться так же, как поднимались его пращуры, герои и полубоги, перворос‑сы. И он шел, сняв сапоги, связав их и повесив на плечо, закатав штанины, полоща пропыленную рубаху в стремительных потоках и высушивая ее на собственном теле. Он видел несколько альпинистских групп в полном снаряжении, карабкающихся к вершинам. Каждый сходит с ума по‑своему. Ему не нужны были тросы и ледорубы. Он шел не забавы ради. Он шел к самому себе и к Богу. Ибо именно там, на горных вершинах избранные из его племени общались с Всевышним. Оттуда видели они мир земной во всей его полноте, величии и убогости. Иван шел к Небу. Оскальзываясь, падая, обдирая кожу на руках и ногах, взбираясь по ледяным откосам и перепрыгивая ущелья. Он не смотрел вниз, он смотрел вверх.

И он добрался.

Седой волхв сидел на каменистом пике, посреди снежных вершин, торчащих остриями ножей – весь мир был ниже их двоих. Иван присел рядом, как равный, ведь он больше не был учеником.

Солнце село за гряду гор, черная звездная ночь накрыла мир саваном. Волхв молчал, глядя мимо взошедшего к Небу. И Иван молчал. Он уже знал, что пока не исполнит возложенного на него, Вседержитель не согреет его Своим взглядом.