Первый удар пылающих праведным гневом дачных алкоголиков пришелся на сугубо мирную секту нанайцев. Они верили, что группа «На‑на», которой в день Катастрофы не было в Москве, в полном составе вознеслась на небо живьем и с тех пор исполняет божественные функции.

В этом нанайцы были неоригинальны. Фанаты разных групп и солистов, исчезнувших в ночь Катастрофы вместе со всем остальным миром, вели себя с поразительным однообразием.

Особняком стояли, пожалуй, только киноманы, которые и до Катастрофы единодушно утверждали, что Цой жив. Правда, теперь они с той же безаппеляционностью проповедовали, что именно Цой все это и устроил или по крайней мере, заранее все знал, приводя в доказательство песни «На холодной земле стоит город большой» и «Следи за собой, будь осторожен».

Киноманы придерживались буддистского мировоззрения, в то время как алисоманы были ярко выраженными сатанистами, даже несмотря на то, что сам Костя Кинчев задолго до Катастрофы вернулся в лоно православия.

Дачники, впрочем, не собирались разбираться в тонкостях различных вероучений. Для них все сектанты были на одно лицо — сплошь очкарики, даже если и без очков.

Но Ведьмина роща — не такое место, где можно распускать руки за здорово живешь. Там чудеса, там леший бродит, а русалки на ветвях — одна другой краше.

Амазонки, адамитки, дети Бога, маздаи, ушельцы, истинные брахманы, йоги, ведьмы, наяды, дриады, друиды, дикарки и просто нудистки — все, как по команде, от любой опасности спасаются на деревьях. Или не спасаются, но тогда врагам тем более становится не до драки.

Зато Ведьмина роща — отличное место для сбора новых сведений о том, где прячутся Самые Главные Очкарики.

Тут в одно ухо нашепчут, что Останкинская башня — это сам сатана, воплощенный в камне, а в другое — что «студент», «аспирант», «доцент», «профессор» и «академик» суть масонские степени посвящения, носители коих еженощно собираются на черную мессу в высотке МГУ на Воробьевых горах, которая есть не что иное, как храм сатаны на костях невинно убиенных младенцев.

Нечистая сила тоже бывает разная.

Проповедник с посохом из ясеня, известный в кругу своих приверженцев под именем блаженного Василия, мирно отъедался на злачных пажитях Третьего Рима в лесопарковой зоне МКАД, когда прямо на него из леса высыпала буйная ватага мужиков.

Лесные массивы связывали Ведьмину рощу не только с речным перевозом на Зеленый Табор, но и с окраинами Москвы. Леший мог крутить здесь своих гостей бесконечно долго, однако вынес их как раз туда, куда им было надо. А может, отыскались проводники, которые знали дорогу заранее.

Здесь, под Красногорском, где когда‑то была лыжня, располагалась теперь штаб‑квартира проповедника.

Красногорск был настоящий, он уцелел в ночь Катастрофы, и здесь ученики проповедника выращивали для него и для себя еду, не затронутую проклятием всесожжения.

В эту резиденцию и забрели самые упертые истринские мужики, чьи мозги особенно сильно переклинило на тему очкариков.

Их было немного, но пламенная речь проповедника, которую он произнес, не отрываясь от ужина, возымела немедленный эффект.

Тонкая струйка паломников, которая постоянно текла по дороге от Ведьминой рощи до Красногорска и дальше, в эту ночь превратилась в бурную реку.

Истринские дачники сами не знали толком, куда и зачем они идут, но кто‑то сказал им, что это паломничество должно решить все их проблемы.

На Варяга никто уже не обращал внимания. Черт с ним, пускай забирает хоть весь последний урожай — все равно с него толку не будет. Зато когда побьем очкариков, у нас на полях такое вырастет, что Мичурин перевернется в гробу.