Это вышло случайно, но изменить уже ничего было нельзя, отец убитого осерчал – он очень любил своего младшего, и Славу грозила смерть, но князь настоял на изгнании, и с утра под гробовое молчание жителей седой паренек покинул крепостицу на старом боевом коне с десятью серебряными монетами в кошеле и мечом отца с почерневшим клинком.
– Куда путь держишь? – спросил Скил, садясь напротив только что поевшего Слава.
– Никуда, – с грустью в голосе сказал паренек. – Просто еду, и все. Завтра ночую в лесу, послезавтра даже и не знаю где. Пока Булан едет, буду в седле, падет – пойду пешком.
– А дом, мать, отец? – продолжал расспрашивать трактирщик. Но посмотрев в глаза паренька, вопрос застрял в глотке старого ратника. Такая в этих синих и юных глазах была боль, что он невольно дернулся. – Прости, – просто, но искренни, сказал он. – Седые волосы и шрам это память о них?
– Да, мой черный меч и внешность – все, что осталось от маленькой лесной веси, где стоял мой дом.
– Понятно, – и, поднявшись, трактирщик пошел к стойке. – Живи здесь, если хочешь, – не поворачиваясь, сказал он, – мой старший сын остался в поле, а младший слишком похож на мать – помощник из него никакой, а работы много. Я не настаиваю, просто подумай.
Слав подумал. Это была не первая весь, где ему предлагали остаться женщины, потерявшие сыновей, отцы, у которых свои дети не удались, даже странный человек в сутане с крестом на пузе, который твердил о всепрощении своего бога со странным именем и о том, что сироте найдется место в здании под названием монастырь, где он сможет оставить свою грусть и строить царствие небесное. Слав всем им обещал, что подумает, но на следующее утро старый Булан вновь цокал копытами по дорожной пыли.
Трактирщик, как и обещал, предоставил ему место для ночлега на сеновале. Летней теплой ночью это было просто замечательно, в любом случае, Слав любил открытые пространства больше тесных коморок под крышами трактиров. Вечером он сидел в зале и потягивал из кувшина принесенное Скилом пиво. Вокруг сидели жители веси и обсуждали события за день, которые на их взгляд были важными: когда пойдет дождь, скоро ли отелится корова Демьяна, кто у кого спер курицу, и все остальное в таком же духе.
– А вы слышали, что случилось в соседней веси, что в двух днях пути к югу от нас? – спросил невысокий высохший мужичок с соломенными волосами. Его соседи насторожились, ожидая продолжения. Слав тоже прислушался, его путь проходил именно через эту весь, и новости могли оказаться полезными. – Ну, так вот, – продолжал мужичок, – сегодня через нашу весь проезжал отряд дружинников во главе с воеводой. Они остановились коней напоить, и были очень встревожены, постоянно озирались, будто опасались чего. Я как раз за забором дрова колол и слышал, о чем они говорили, мол, Морена в гости к соседям повадилась ходить. Вечером в доме все хорошо, а на утро соседи заходят, а там мертвые все, тела разорваны на кусочки, а на лицах ужас.
– Брешешь, – раздался выкрик за соседним столом.
– За что купил, за то и продаю. Дружинники меж собой говорили, что в той веси осталось два десятка стариков, и больше никого.
– Не, точно брешешь, – раздался тот же голос. – Не уж-то тамошние обитатели не смогли огородиться, ведь всякий знает, чтобы дом защитить надобно от мора и болезней. Хозяин опахивает двор сохою на жене, а бабы на себе опахивают деревню, раздевшись донага.
– Чего не знаю, того не знаю, – сказал мужичок. – Только дружинники поговаривали, что в той веси ни одной целой сохи не осталось – все поломаны.
– Брехня, – заявил все тот же уверенный голос, и разговоры свернули в обычное русло. |