Иногда путники проезжали места стычек, а однажды наткнулись на поле небольшой, но яростной битвы, проигранной мальмбергской пехотой.
— Тоала работа, — заметил Готфрид, глядя на вереницу трупов, отмечавшую путь мертвого вождя. — Обычный меч не прорубит такую просеку.
Призрак, угнездившийся на краю рассудка, оживился, учуяв собрата.
Рогала пожал плечами.
— Что интересно, до сих пор ни следа колдовства.
— Может, пока оно и не требовалось? — предположил юноша. — Кажется, здесь мы уже были.
— Да. За тем хребтом лежит равнина. Думаю, там войска и схлестнутся. Лоб в лоб, бескомпромиссно и мощно. В море крови победа достанется упрямейшему. Не будет ни стратегии, ни маневра: во всем совете единственный полководец — граф Кунео, да и тому главенство дали только на словах. Небось связали его по рукам и ногам. Интриганы, тьфу! — Гном фыркнул и возмущенно тряхнул головой. — Если война слишком важное дело, чтоб доверять ее генералам, так неужто управление государствами можно доверить политикам? Ну а пока здесь ни тех ни других, я хочу за тот хребет заглянуть. До Катиша всего с десяток миль.
— Не так уж тут земли разорены.
— Думаю, с холма насмотришься на разруху.
— Рогала, скажи, тут многое изменилось? Я имею в виду, со времен империи?
Гном нахмурился, пожал плечами.
— Отчасти. Запустили все, я б сказал. В лучшие дни, когда правили Близнецы, внутренние провинции были словно парки — ухоженные, ровненькие. Тогда никого не заботили ни войны, ни политика, ни воровство из казны. Жизнь текла гладко, пока не объявился Грелльнер. После того достаточно было глянуть, и становилось ясно, к чему дело идет. Земля начала дичать — так человек себя забывает и коснеет, если не занимается собой.
Удивительно — гном разговорился! И как же его подстрекнуть, чтоб не останавливался? Глядишь, и выболтает что-нибудь важное. С другой стороны, как-то подозрительно: он же обычно и не вздохнет без задней мысли.
Вскарабкались на указанный Рогалой холм, пробравшись сквозь разбросанные тела и пирующее воронье.
— Вот тебе образ всякой войны в подлунном мире, — пробурчал гном. — На этом пригорке сидели вентимильцы, бильгорцы посчитали нужным высоту взять. И взяли. А потративши столько жизней, отправились восвояси.
Тайс порицает кровопролитие? Явно не в себе он сегодня. Ему других жестокостью попрекать, что вороне — галку за черное перо. Чем больше гнома узнаешь, тем он загадочнее. Иногда глянешь ему в глаза, и кажется, будто три, а то и четыре вовсе разных души внутри уживаются. А если одна, то настолько сложная, что смертному понять немыслимо.
У Готфрида аж дыхание перехватило, когда он осмотрелся: к западу разноцветными павлиньими перьями тянулись колонны союзников. Они перекрывали всю равнину, забирались на окрестные холмы. На востоке вентимильская орда казалась огромным черным ледником, неумолимо наползающим на Катиш.
— Сколько же их!
— Я больше видывал, — заметил Рогала отстранение. — Объединенная армия выглядит многочисленнее, зато у вентимильцев один командир.
Между войсками сновали конные патрули.
— Почему никто не начинает битву?
— Уже начали. Пока осторожничают, набираются сил, присматриваются, блефуют. Сеча завтра будет.
Разъезды обеих сторон хитрили, действовали друг другу на нервы, пытались отбить, окружить. Кроме этой возни, ничего существенного не происходило.
— Не лучшее место они выбрали, — оценил диспозицию гном. — Просто шли, пока не повезло упереться в противника, и никому в голову не пришло отойти, поискать лучшего поля. |