|
Но нельзя не вспомнить ликвидацию мощей младенца Симона Трентского, совершенную, чтобы не «оскорблять» иудеев. Когда религия превращается из откровения свыше в культурное наследие, начинается рефлексия, оглядка — как бы никому не наступить на мозоль. Так что отец Лотар все говорит верно — переменилось восприятие, а как следствие — отношение ) — по кусочку, по шажку… Но, кстати уж, о предках… У Ваших должны быть корни в Нормандии, я готов побиться об заклад, что так. — Вроде бы, не помню наверное. — Нельзя сказать, чтобы вопрос о наличии норманнских корней особенно занимал сейчас Эжена Оливье. Но было ясно, что священник уходит от спора. — Мы очень давно живем в Версале, то есть, конечно, жили в Версале. — Между тем поручусь, что я прав. Вы даже схожи с Жанной, в верхней части лица, — отец Лотар перевел взгляд на девушку. — А уж большей нормандки, чем Жанна, нарочно не сочинишь. В детстве я видел портрет Шарлотты Корде, написанный через неполных тридцать лет после ее гибели. Безликая красота, думаю, он вообще не имеет отношения к оригиналу. А мне иной раз нравится думать, глядя на Жанну, что передо мною живой портрет Шарлотты. И вероятность велика. Шарлота ведь была канской девчушкой. А таких, как Жанна, в Кане и сейчас многие сотни. — Ужас. Сотни девушек с жидкими волосенками и коротковатыми ногами, — тут же отозвалась Жанна. — А ты согласилась бы поменять сходство с Шарлоттой Корде на сходство с мисс Вселенная за 2023 год? — парировал священник. — Ну Вы и жук, Ваше Преподобие, — по довольному лицу Жанны было видно, что подобные пикировки давно сделались традицией. — Мисс Вселенная, это что, самая высокооплачиваемая манекенщица года, да? — Да нет, просто победительница конкурса красоты. В таких конкурсах самые разные девушки принимали участие, не одни манекенщицы, и студентки, и парикмахеры, и библиотекари, даже офицеры полиции попадались, — отец Лотар вздохнул. — Каждый раз чувствую себя глубоким стариком, вновь обнаруживая, как мало вы знаете о старом мире. Стариком отец Лотар между тем никак не был, он казался в возрасте между тридцатью и тридцатью пятью годами. Но чтобы он не чувствовал себя тем не менее еще старее, Эжен Оливье не стал в свою очередь спрашивать, кто такая Шарлотта Корде. Сестра милосердия, расстрелянная в Первую мировую войну? Кажется да, что то он такое слышал. В церковь между тем вошла какая то ещё женщина, высокая и стройная, как краем глаза отметил Эжен Оливье прежде, чем узнал. — Ух, ты, да это же… — Глаза Жанны расширились. Вошедшая, шла к ним по проходу между двумя рядами стульев. Издали женщина казалась совсем юной благодаря ли стройным бедрам и длинным ногам, или же какой то девичьей стремительной походке. Длинные темные волосы, словно подсвеченные изнутри серебряным блеском, прямые, молодо спадали на плечи. Они были красивы — прямые волосы, даже по настоящему густые, редко выглядят тяжелыми, но тяжесть этой гривы бросалась в глаза, быть может, в контрасте с хрупкими плечами. Когда она приблизилась, сделалось видно, что светящимися волосы кажутся всего лишь потому, что темные пряди обильно перемешаны с седыми. Она не просто не была юной, она была не моложе шестидесяти лет, и никто не дал бы меньше, глядя на ее худое острое лицо, на жесткие волевые складки, подчеркивающие решительный рот. Но вместе с тем никто не посмел бы назвать ее и старухой. В черных облегающих джинсах, в черной водолазке, в кроссовках и широкой легкой куртке, София Севазмиу, самая отчаянная голова из всех семи, возглавляющих армию Сопротивления, проще сказать Маки, казалось, существовала как то вне возраста. Эжен Оливье заметил, как взгляд Жанны, словно против ее воли, скользнул по левой руке Софии, затянутой в серую перчатку из тонкой замши. — Я снимаю ее, когда брожу ночами по их кварталам, — улыбнулась София. |
