Простое вместилище мозгов какого то путника, имевшего несчастье здесь погибнуть.
– А кто его знает, – разглядывая череп, спокойно проговорил Фафхрд.
– Впрочем, в полной темноте его челюсти вполне могут фосфоресцировать.
Не прошло и минуты, как Северянин согласился отложить поиски до рассвета, тем более, что сокровищница обнаружена. Череп он аккуратно положил на место.
На обратном пути Мышелов явственно услышал, как внутренний голос шепнул ему: «Очень вовремя. Очень». Ощущение тревоги покинуло его так же внезапно, как пришло, и Мышелов почувствовал себя немного неловко. В результате он запел непристойную балладу собственного сочинения, в которой демоны и прочие сверхъестественные силы высмеивались самым непотребным образом. Фафхрд добродушно подпевал.
Когда друзья добрались до дома, было еще не так темно, как они предполагали. Заглянув к лошадям и убедившись, что о них позаботились, приятели принялись за аппетитную смесь бобов, овсянки и зелени, которую жена крестьянина навалила им в дубовые миски. Запивали все это они молоком из резных, дубовых же кубков. Еда оказалась вполне приличной, домик внутри был чистым и опрятным, несмотря на земляной пол и низкие потолочные балки, под которые Фафхрду все время приходилось подныривать.
Семейство в общей сложности состояло из шести человек – отца, его такой же тощей и высохшей жены, двух сыновей, дочери и все время бормотавшего что то деда, из за крайне преклонных лет прикованного к креслу перед очагом. Наибольшее любопытство друзей вызвали двое последних.
Девочка была нескладная, как все подростки, однако в движениях ее голенастых ног и худеньких рук с острыми локтями чувствовалась какая то дикая жеребячья грация. Она была очень застенчива и, казалось, в любую секунду может выскочить за дверь и кинуться в лес.
Чтобы немного развеселить девочку и завоевать ее доверие, Мышелов принялся показывать фокусы, доставая медяки из ушей изумленного крестьянина и костяные иглы из носа его хихикающей супруги. Он превратил бобы в пуговицы, а те – обратно в бобы, проглотил внушительных размеров вилку, заставил крошечного деревянного человечка отколоть джигу у себя на ладони и вконец смутил кошку, достав у нее изо рта нечто напоминающее мышь.
Старики смотрели во все глаза и улыбались. Маленький мальчуган прямо трясся от восторга. Его сестра тоже внимательно наблюдала за представлением и даже улыбнулась, когда Мышелов преподнес ей добытый из воздуха отличный зеленый платок, однако говорить все еще стеснялась.
Затем Фафхрд проревел несколько матросских песен, чуть не снеся при этом крышу, после чего перешел к еще более соленому репертуару, и старик загукал от удовольствия. Тем временем Мышелов принес из седельной сумки небольшой бурдюк с вином, спрятал его под плащом, а потом волшебным образом наполнил дубовые кубки. Непривычные к столь крепким напиткам крестьяне быстро захмелели, и к тому времени, когда Фафхрд кончил рассказывать ужасающую историю из жизни крайнего севера, все уже клевали носами, за исключением девочки и дедули.
Последний посмотрел на веселых искателей приключений – в его по стариковски водянистых глазах вспыхнул озорной огонек – и пробормотал:
– Вы ребята не промах. Может, и обхитрите зверя.
Но не успели друзья вытянуть из старика хоть какие нибудь подробности, как взгляд его снова стал пустым, и он захрапел.
Вскоре весь дом уже спал. Фафхрд и Мышелов положили оружие рядом, однако тишину нарушали лишь разнообразные храпы да редкие пощелкивания догорающих углей.
В день Кошки рассвет выдался ясным и свежим. Мышелов сладко, по кошачьи потянулся и вдохнул сладкий, напоенный росою воздух. Он чувствовал необычайный прилив радости и готовность действовать. Разве это не его день – день Серого Мышелова, когда ему во всем должна сопутствовать удача?
Его возня разбудила Фафхрда, и они бесшумно выскользнули из домика, стараясь не потревожить крестьян, которые из за выпитого накануне немного проспали. |