Лев Николаевич сидел в кресле и слушал, все более и более проникаясь лирической прелестью этой музыки. Глаза его застилали слезы. Под конец он закрыл лицо рукой и замер в этой позе. Илья Ильич был также растроган».

— Когда я слушаю Шопена, — сказал Толстой после того, как Гольденвейзер кончил играть, — не знаю, что со мной делается, в самую душу мою проникает он. Шопен и Моцарт всего сильнее действуют на меня. Какая лирика и какая чистота!

За вечерним чаем разговорились о старости, и Илья Ильич изложил свою теорию дисгармоний человеческой природы.

Сколько трагедий возникает из-за противоречий между чувствами и физической дряхлостью! Вторая часть «Фауста» гениально изображает эту трагедию.

Толстого очень заинтересовала необычная трактовка «Фауста» Мечниковым.

— А мне всегда казалось это слабым произведением, — сказал он. — Я видел в нем старческое ослабление. Вот и я теперь пишу свою вторую часть «Фауста»…

Прощаясь, Мечников сказал Льву Николаевичу:

— Это один из лучших дней нашей жизни. Хотя я не говорил с женой, но знаю, что и для нее это так.

— Я ждал, что свидание будет приятно, — ответил Толстой, — но не думал, что настолько. Постараюсь прожить сто лет, чтобы вам доставить удовольствие, — смеясь, добавил он.

Наступила ночь. Мечниковы усаживались в экипаж, чтобы ехать на станцию. Провожая гостей, Лев Николаевич сказал:

— Не прощайте, а до свидания!

Лошади тронулись, и уже издалека донесся голос Толстого:

— До свидания, до свидания!

Однако в идейной области никакого сближения между двумя великими людьми не произошло. Толстой однажды шутя так сказал о Мечникове:

— Он милый, простой человек, но как бывает у людей слабость — другой выпивает, — так и он со своей наукой… Как вы думаете, сколько ученые насчитали разных видов мух? Семь тысяч! Ну где же тут найти время для духовных вопросов!

С своей стороны, и Мечников как-то в разговоре выразил свое отношение к философии Толстого:

— Ну какой же Толстой философ! Как художнику ему нет равного. А философ… Нет, какой же он философ!

С такой оценкой Толстого как философа соглашался и старший брат ученого Иван Ильич Мечников. Он долгое время жил в Туле и был близко знаком с семьей Толстых. Всем известен чудесный рассказ Льва Николаевича Толстого «Смерть Ивана Ильича» — этот рассказ был написан на знакомых писателю мучительных обстоятельствах смерти Ивана Ильича Мечникова.

Задолго до того как стать героем рассказа Толстого, в беседе со своим младшим братом Иван Ильич Мечников дал не лишенную меткости образную характеристику писателю. Чтобы пояснить свою мысль о том, каким в его представлении был Лев Николаевич Толстой, Иван Ильич сделал такое сравнение:

— Вот ты, — говорил Иван Ильич Илье Ильичу, — профессор зоологии и отлично знаешь все ученое, касающееся лесной дичи. Ты знаешь, например, что написано о вальдшнепе на разных языках, как устроены его внутренности и тому подобное. Но я, идя на охоту, я возьму не тебя, чтобы найти вальдшнепа в лесу, а собаку, которая, ничего не зная о нем, разыщет мне его гораздо лучше, чем ты, одним чутьем. Таков и Толстой. Чутье его относительно нутра человеческой души необыкновенно. Он отгадывает его с изумительной верностью. Там же, где нужно решить задачу при помощи ума и логики, Толстой очень часто не выдерживает критики.

Проявляя в течение десятков лет огромное внимание к величайшему русскому художнику, Мечников позже писал в своих воспоминаниях о Льве Николаевиче Толстом:

«Толстым я интересовался с давних пор не только как гениальным писателем, но и как человеком, старавшимся разрешить самые общие вопросы, волнующие человечество.