И третий: что он всегда будет таким же одиноким, как сейчас.

Всю его жизнь время текло единственным способом, который был ему известен: неспешно и спокойно, как песок, пересыпающийся песчинка за песчинкой по часам. И будь песочные часы реальными, то на их дне и шейке – прошлом и нынешнем – пески жизни Лазло были бы такими же серыми, как его мантия, серыми, как его глаза, зато верхушка – будущее – состояла бы из разноцветной бури оттенков: лазурного и коричного, ослепительно-белого и желто-золотого, а также розового, как кровь свитягора. Поэтому он надеялся, мечтал, что со временем, песчинка за песчинкой, серый уступит мечте, и пески его жизни окрасятся яркими красками.

А теперь появилась птица. Появилось волшебство. Что-то за гранью понимания. Влечение, резонанс. Все равно что… все равно что перевернуть страницу и оказаться в начале истории. В ней чувствовался слабый проблеск чего-то знакомого, будто он знал историю, но забыл ее. И в эту секунду, без какой-либо причины, которую можно было бы выразить словами, песочные часы разбились. Больше никакого прохладного серого просеивания дней, никакого усердного ожидания, когда будущее просочится вниз. Мечта Лазло вырвалась на свободу, ее цвет и буря перестали быть будущим, а стали циклоном настоящего. Он не знал, что именно, но так же четко, как человек чувствует укол осколков, когда часы падают с полки и разбиваются, он знал: что-то пришло в действие.

Прямо сейчас.

8. Тизерканцы

Такого абсолютного, непресыщенного восхищения Лазло никогда еще не испытывал.

Воины. Это единственное слово, подходившее для описания мужчин, едущих позади королевы. Это не воины Зосмы. Даже во время войны королевские солдаты едва ли заслуживали этого термина, принадлежавшего древним сражениям и леденящему кровь реву. Он принадлежал таким мужчинам, как эти, в шлемах с бивнями, в бронзовых доспехах, с топорами, привязанными к спинам. Они возвышались над всеми. Животные под ними были неестественно высокими. Это были не лошади. Таких созданий Лазло не видел никогда – гибкие, величественные и необыкновенные. Их длинные шеи изгибались как у цапли, ноги были гладкими и со многими сочленениями, морды с большими темными глазами и ушами как снопы белоснежных перьев напоминали оленьи. А далее следовали рога: огромные и ветвистые, с блеском, словно игра призмы теплого золота. Лисы.

Их рога назывались спектралисами, а сами животные – спектралами. Среди всех собравшихся и собирающихся только Лазло узнал белых оленей Невиданного города, и только он знал, кто эти воины.

– Тизерканцы, – прошептал юноша.

Тизерканцы. Живые. Значение их появления было масштабным. Раз они живы, то и город тоже. Ни намека, ни слуха за две сотни лет, а теперь тизерканские воины проезжали через ворота Великой библиотеки. В чистой мерцающей невероятности этого момента Лазло показалось, что его мечта устала ждать и просто… нашла его.

Воинов было множество. Бивни на их шлемах, которые на самом деле оказались клыками, принадлежали равидам, а в клетках на поясах сидели скорпионы. Не все воины были мужчинами. При более близком рассмотрении все увидели, что бронзовые доспехи вылеплены в реалистичном рельефе, и в то время как у половины воинов квадратная грудь и маленькие соски, другая половина полногрудая, а на металле в районе пупка выгравирована татуировка «элилит», которую наносят всем женщинам Невиданного города, когда они достигают детородного возраста. Но в первые радостные секунды их приезда это осталось незамеченным.

Все внимание собравшихся было приковано к мужчине, выступавшему впереди.

В отличие от остальных, на нем не было ни шлема, ни доспехов, что его очеловечивало, но при этом все равно вызывало восторг. Он был не молод и не стар, его взлохмаченные черные волосы только начали седеть у лба. Лицо квадратное, загорелое и пересушенное от солнца, глаза – гагатовые бусины, прищуренные в улыбке.