Планета, орбита которой вращалась вокруг площади Одеон, уже могла похвалиться такими достопримечательностями, как переплетенные ноги, незаправленные постели, общественная ванная с запотевшим окном, пропитанная теплыми, влажными и подозрительными ароматами; существовали наверняка и иные тайны, которые со временем должны были раскрыться.

Поселиться в этой квартире, пусть даже ненадолго, было бы ошибкой, которой, как он понимал умом, следовало избежать, но отказаться от сделанного предложения означало совершить еще большую ошибку. Выбор заключался в том, чтобы решить, какую ошибку предпочесть.

Когда Изабель пришла для того, чтобы вроде бы искренне извиниться за свою грубость и подарить ему невинный сестринский поцелуй в лоб, Мэттью сказал, что останется. Вещи они могут забрать из гостиницы сегодня же после завтрака.

Выяснилось, что в квартире действительно имелось нечто вроде крыла, которое было отведено исключительно под нужды подрастающего поколения. Оно даже называлось le quartier des enfants. Только проделав заново путь на кухню, Мэттью понял, как далеко от центра квартиры находились их спальни.

Мэттью, которого из–за хрупкого сложения не посылали в летние лагеря, никогда еще не завтракал с людьми, не входившими в число членов его семьи. Oн решил навсегда сохранить в памяти это утро в его девственном состоянии, так же как режиссеры сохраняют негатив своего фильма. Это решение, впрочем, привело к тому, что за столом он начал вести себя неестественно торжественно. Словно Гарбо в «Королеве Христине», он ощущал, что прикасается к этой кружке, к этой ложке, к этой сахарнице скорее в первый, чем в последний раз.

Весь день лил дождь, и трое друзей остались дома. Поэт, удалившийся спозаранку в кабинет искать вдохновения, более не проявлял никакого интереса к судьбе юного американца. Жена его ушла покупать все необходимое для поездки.

Teo и Мэттью провели весь день, расслабленно валяясь на диване, словно парочка котов. Они болтали, выдумывали все новые и новые соревнования, проверяя свою память, а также приводили в порядок киноманские альбомы Teo.

Изабель подобное времяпрепровождение казалось совершенным детством. Она читала, жадно пожирая страницу за страницей романа Кено, как будто на каждой из них происходил коренной поворот в развитии событий или содержалось ошеломительное разоблачение, понять которое до конца можно было, только перевернув страницу. Время от времени она расправляла свои угловатые конечности, спрыгивала на пол, заводила граммофон и ставила все одну и ту же потрескивающую пластинку. Это была песня Шарля Трене, которую она просто обожала.

Ce soir le vent qui frappe à ma porte

Me parle des amours mortes

Devant le feu qui s'éteint.

Ce soir c'est une chanson d'automne

Devant la maison qui frissonne

Et je pense aux jours lointains.

Que reste–t–il de nos amours?

Que reste–t–il de ces bon jours?

Une photo, vieille photo

De ma jeunesse.

Que reste–t–il des billet–doux,

Des mois d'avril, des rendevouz?

Un souvenir qui me poursuit

Sana cesse.

Bonheurs fanés, cheveux au vent,

Baisers volés, rêves mouvants,

Que reste–е–il de tout cela?

Dîtes–le–moi.

Un p'tit village, un vieux clocher,

Un paysage si bien caché,

Et dans unnuage le cher visage

De mon passé.