Обильно истекающий кровью и маслом, Хроно медленно зашагал навстречу мне. Он держал копьё близко к телу, и использовал вторую руку, чтобы опираться на него. Это сильно замедлит убийцу. Он был в шести футах от меня, когда я метнул в него свой клинок. Массивное оружие завращалось в воздухе, слегка изогнутое лезвие и утяжеленное навершие способствовали скорости броска. Клинок пронзил Хроно, проломив золотой нагрудник, превратив в аморфное месиво всё, что находилось под ним.

Он ошеломленно уставился на меня, копье все еще балансировало в воздухе, будто записанное на пикт-ленту движение резко поставили на паузу, пока Хроно наконец не упал на колени, выронив его из рук. Подобрав фальшион Кабэ, я сблизился и без промедления обезглавил поверженного врага. Смертельный хронограф отобразил ноль, предвещая мгновенный сердечный импульс, что уничтожил бы Хроно на месте, не будь тот обезглавлен.

Вынув из него клинок, я присел у Кабэ, пытаясь привести его в чувство. Толпа сходила с ума от увиденного зрелища, безумно крича и выплевывая неистовую ярость.

Я посмотрел вниз, на лужу крови, и увидел в ней своё собственное отражение. Высокий, обладающий развитой мускулатурой и облаченный в кожаный доспех, я был прирожденным воином. Лицевые шрамы и коротко выбритые светлые волосы говорили о военном прошлом. На теле отсутствовали маркировки, за исключением, разве что, татуировки молнии на левом плече. Мои голубые глаза пылали древней силой, так часто наполняющей их в былые времена. Мне не раз говорили, что по общепринятым стандартам, я был довольно красив. Тщеславие никогда не было моим проклятием. Но я видел, как оно сказывается на других, союзниках и врагах. Это не помогло им, они все погибли. Страшной смертью. Он не делал скидок на внешний вид.

— Брат… — тихо сказал я, аккуратно помещая фальшион в руку Кабэ. Казалось, это успокоило его, хотя его губы все еще двигались, представляя бесполезную пародию на нормальную речь. — В твоих легких кровь, Кабэ. Не пытайся говорить. Погоди. Скоро все кончится, друг.

Он посмотрел на меня, и страх в его глазах исчез, уступая место чему-то похожему на умиротворение.

Я поместил наконечник своего меча на его грудь, прямо напротив сердца. Другой рукой я прикоснулся к выцветающей татуировке молнии на его плече.

— Почетная смерть… — тихо прошептал я. Кабэ сделал едва заметный кивок. Я надавил, все было кончено.

Тарригата встретил меня на другой стороне арены. Он казался тощим на фоне яркого света арены, как будто его плоть была полупрозрачной. Старик обнюхивал воздух, пока я взбирался обратно к смотровым платформам, его голова наклонилась в мою сторону.

— Это Кабэ? От него смердит. Смертью.

Поморщившись, я наклонился ближе. Вместе с безжизненным телом Кабэ, свисающим с моего плеча.

— Прояви уважение к Громовому легиону, — прошипел я сквозь стиснутые зубы.

Несмотря на мое огромное преимущество в росте и весе, Тарригата, кажется, оставался невозмутим.

— Тьфу! Теперь ты гладиатор, Херук.

— Старик, клянусь я… — начал было я, но Тарриагата не дал мне закончить.

— Сегодня было меньше зрителей, — заметил он, обходя мою глухую угрозу, словно бы это была назойливая муха, упавшая на его воротник, чтобы быть отброшенной. — И они были более сдержанны.

— Меньше, чем когда-либо, — ответил я. — Даже великий Громовой легион больше не привлекает толпу, а?

— Больше некого привлекать, — сказал Тарригата. — Кроме того, — продолжил старик, с жесткой улыбкой на лице, — Вы не Легион. Вы перестали быть им со времен сражения за Арарат.

— Он прав, Херук. Теперь мы ничто. Просто бойцы очередной безымянной арены, а Тарригата — наш доминус.