Потому сейчас и смотрел старый воин не на грозные когти и зубы, а на переднюю лапу, на которую опирался его противник, и видел, что противник ему достался… никакой. И вся вставшая дыбом шерсть и страшный рык не могли сбить с толку того, кто видел сколько сил тратится кутрубом на то, чтобы просто не упасть.

Вот тогда то и совершил старый воин глупость, решив взглянуть в глаза, прав все же был Наставник, ох и прав — глаза были закрыты, и рука не смогла нанести удар. Потом он оправдывал себя тем, что подумал, что со столь слабым противником, он сможет справиться и без «удачного случая», но это была ложь самому себе, поскольку ни о чем в тот момент он не думал.

А недооценивать противника — всегда смертельно опасно, поскольку его действия были столь стремительны, что остальным осталось только смотреть, не успевая что-либо сделать. Зверь мощно потянул носом, потом повернулся в сторону матери, повторив сопение, следом из-за спины была извлечена Лала и аккуратно направлена в сторону матери толчком передней лапой пониже спины. Ребенок не успевший понять, что игра закончилась, хохоча пробежал несколько шагов и был мгновенно подхвачен на руки и вынесен прочь.

Того мига, что Кабир смотрел на спину невестки и руки внучки, протянутые к отобранной игрушке и ее искривленный в огорчении ротик, вполне хватило чтобы растерзать не одного ротозея, но когда он перевел взгляд на то место где раньше была готовая к атаке тварь Шайтана, увидел он только меховой клубок свернувшийся на его любимом ковре. Разобрать где там голова, а где лапы было просто невозможно.

Руки сами попытались опереться на копье как на старческую клюку, но что-то помешало, глянув вниз он обнаружил тонкую руку, ухватившуюся за древко, а подняв глаза вверх и всю свою жену Раису целиком. Когда она встала рядом, он не заметил — может и действительно стоит перестать считать себя воином, а начать больше думать о вечной мудрости? Тем более что она сейчас бы не помешала, что сказать по поводу столь вопиющего нарушения обычаев голова просто не находила, впрочем — и не хотела. Взгляд, которым его наградила его обычно спокойная и мудрая жена, вызывал желание втянуть голову в плечи, что было, увы, совершенно невозможно на глазах всего стойбища.

Этот взгляд, вызывал в памяти еще те времена, когда старики были еще безмерно мудрыми, а дети маленькими. Впрочем, слова ее были исполнены почтительности.

— О муж мой, гость нашего дома устал с дороги, смею просить тебя указать на это нашим родным. — После чего, не выпуская копья, потянула его в сторону ковра отделяющего семейную половину.

Мысль оставить копье этому клещу, а самому быстренько вскочить на коня да и проведать семью двоюродного дяди вставшего за два перехода отсюда, удалось подавить только предельным напряжением сил. Правда, перед тем как скрыться из глаз, в глубине харема, он успел подать, начавшим уже сбивать строй соседям и родственникам, два знака — «быть в готовности» и «не приближаться».

Правда внутри, он был всего лишь удостоен рассказа, как на пороге его шатра появилась расплывчатая фигура, как гость произнес положенное и был напоен молоком. После чего оставалось только уронить копье и схватиться за голову.

— О мать моих детей, из-за твоей слепоты ты дала «Салам» даже не неверному, а вообще отродью Ибриса — кутрубу.

— Гуль и неверной.

— Что!?

— О, муж мой и владыка, коему доверено попечение о людях твоих, может годы и дети, что принесла я тебе, забрали зоркость моих глаз, но отличить мальчика от девочки и разглядеть на шее знак последователей Исы я вполне могу, в отличие от тебя — старый пень!

Последние слова скорее читались по губам и подразумевались взглядом, чем вышли наружу, но дальше сгибать лук явно не стоило.